— Я не хочу! Не смейте! — повторила Мария.
— Она не хочет, — вмешался Солодух. — Видите, она не хочет.
— Вы тут, товарищ, при чем? — неприязненно спросил Николай. — Вас это касается?
— Касается, — коротко мотнул головою Александр Евгеньевич. — Касается, потому что вы поступаете неправильно и можете, кроме того, разбудить малыша... Видите, он уже беспокоится.
Вовка, действительно, зашевелился, стал крутить головкой, запищал. У Николая заалели щеки. Он жадно вытянулся и стал смотреть на ребенка.
— Здоров он? — обратился он к Марии.
Мария беспомощно оглянулась на Александра Евгеньевича и ничего не ответила. Солодух понял ее взгляд.
— Послушайте, — решительно произнес он, — вы бы ушли. Понятно вам, что ваше присутствие нежелательно? Ни к чему оно...
И снова Николай, неприязненно оглядев Александра Евгеньевича, спросил:
— Почему это вас касается? Кто вы тут? — И, взрываясь ревностью, обидой и злостью, крикнул Марии:
— Что он, твой новый муж? Да?
— Глупости вы говорите! — озлился Солодух и покраснел. — Непроходимые глупости.
Вовка раскричался. Он высвободил руки из-под одеяла и сучил сжатыми кулачками. Позабыв о Николае, о том неприятном, что происходило возле нее, Мария наклонилась над сыном, взяла его на руки, прижала к себе и стала баюкать.
— Я не говорю глупостей! — огрызнулся Николай, не сводя глаз с ребенка. — Я имею право интересоваться моим ребенком и тем, что и кто его окружает... Дай мне его взять на руки! — Неожиданно попросил он Марию. — На одну минутку!
Солодух нагнул голову и быстро отыскал свою кепку:
— Мне, пожалуй, лучше уйти.
— Нет! — волновалась Мария. — Не уходите.
— Дай мне ребенка! — повторил Николай. И почти силой взял Вовку из рук матери. Александр Евгеньевич надел кепку и шагнул к двери.
— Я потом зайду... После.
Мария не успела ответить ему, как он вышел из комнаты.
Вовка на руках Николая заплакал. Отец прижал его к себе и потерся щекой об его лобик. Мария отвернулась и, сдерживая слезы, проговорила:
— Это грубо... Я не хочу, чтобы вы приходили. Я не могу так...
— Ну, пусть грубо. Это неважно. Я деликатностей тонких не знаю, — уверенно пояснил Николай, тщетно пытаясь успокоить Вовку. — Мне удивительно твое упрямство. Ребенок, я чувствую, действительно, мой. И я, как отец...
— Он только мой! Только мой!
— Ну, ну! — рассмеялся Николай. — Моя-то доля какая-то тут тоже имеется! Чудачка! Неужели ты думаешь, что если у тебя завелся... новый друг, так мои права на ребенка сколько-нибудь от этого стали меньше! Напрасно!
— Новый друг! — вспыхнула Мария, и слезы на ее глазах сразу высохли. — У меня нет никаких друзей! Ты говоришь гадости!
— А вот этот, который от ревности убежал отсюда? Меня, Мария, не проведешь! Не маленький!
Мария быстро подошла к нему вплотную и решительно и властно взяла из его рук ребенка.
— Уходи! Довольно! Мне надоело! Уходи!
— Ох, огонь! — попытался пошутить Николай и отдал Вовку матери. — Шипишь зря. Я ведь по-хорошему.
— Не надо! Уходи!..
Александр Евгеньевич после встречи с Николаем у Марии не приходил к ней дня три. Эти дни Мария была в тревоге. Она сама не понимала, что ее тревожит: посещение ли Николая, который ушел от нее с твердым намерением наведываться к сыну, или же отсутствие Солодуха. Но когда Александр Евгеньевич наконец, появился, Марии поняла, что именно его эти дни ей нехватало. Она вспыхнула, обожглась радостью, застыдилась.
Солодух был не по-обычному сдержан. Он приступил к работе, углубился в учебник, в тетрадки Марии, избегая посторонних разговоров. Но не выдержал, отодвинул от себя тетрадки и, поглядев на Марию в упор, сказал:
— Он вам дорог, этот тогдашний гость?
— Конечно, нет! — торопливо ответила Мария, сама сразу же изумившись этой своей торопливости. — Мне тягостно его посещение...
— Он отец ребенка. Он предъявляет права на него... Все-таки он отец.
— Мне он чужой... И Вовка может обойтись без него...
Солодух внимательно вгляделся в Марию.
— Простите меня, Маруся, простите. Я мешаюсь не в свое дело. Но это все оттого, что я привязался и к вам и к Вовке. Вовка такой бедовый парень! Я люблю ребятишек, крикунов этаких. Мне бы все хотелось быть ближе к нему... Я тогда ушел от вас с каким-то огорчением. Показалось мне, что я очутился в ту минуту лишним. Несколько дней ходил с этой мыслью. И теперь она меня мучает, мешает мне. Скажите прямо, Маруся, не могли бы вы стать моей женою?
