Уважаемый товарищ Мясников!
Вопрос о задержке вашей рукописи мне не ясен до сих пор (если такая задержка была), а следовательно, не ясно и кто в ней повинен (если виновные имеются вообще). Пересылая рукопись в Берлин, я отнюдь не писал кому-либо, что она не спешная. Это я вам объяснял, что посылаю в Берлин для переписки менее спешные вещи за полным отсутствием в Константинополе бюро русской переписки.
Одной из причин задержки могло являться то обстоятельство, что Румынову в Берлине некоторые лица не доверяют, в частности Пфемферт. Я Румынова не знаю. Получил от него телеграмму и письмо. Телеграмма показалась мне наглой, письмо глупым. Я не ответил ни на телеграмму, ни на письмо.
Ваша постановка вопроса, будто я должен дать предисловие, чтобы обеспечить появление вашей брошюры, иначе-де я окажусь сталинцем, — совершенно несерьезна. Сталинизм состоит не в том, что Сталин противодействует распространению вредных идей, а в том, что Сталин неправильно различает идеи вредные и полезные. Вопрос надо ставить по существу, а не с точки зрения какой-то всеобъемлющей идейной филантропии. Уже из этого одного вашего подхода видно, до какой степени несовместимы наши позиции. Считаю поэтому, что самым здоровым будет, если мы отделим личные товарищеские отношения, определяемые нашим эмигрантством новой формации, от политической деятельности. Я думаю, что мы можем обмениваться товарищескими услугами, не требуя и не ожидая друг от друга того, чего не можем дать друг другу: политической солидарности. А раз ее нет, как я вижу из содержания и из тона ваших писем, то нелепо было бы гоняться за ее призраком.
Особенно же смешно будет, товарищ Мясников, если мы начнем друг друга в письмах укорять, обучать, урезонивать и прочее. Это же значит только тратить время свое и чужое да трепать нервы. На этом кончаю. Буду рад, если удастся в том или ином практическом вопросе быть вам полезным.
Новая французская оппозиционная газета «Вэритэ» напечатала протестующую заметку по поводу вашей «уголовщины». Подобная заметка идет и в русском «Бюллетене». Эту же заметку я послал в Берлин с тем, чтобы комитет сделал из нее то употребление, какое сочтет нужным.
С товарищеским приветом.
18 сентября 1929 г.
Куда ведет путь Ленинбунда?[261]
Ответ правлению Ленинбунда
Уважаемые товарищи!
Я к вам обратился 13 июля и 24 августа с письмами[262], посвященными вопросам чисто принципиального характера. В вашем ответе от 5 сентября принципиальные вопросы не нашли, к сожалению, надлежащего освещения. В то же время письмо поднимает ряд других вопросов, отчасти организационного, отчасти личного характера, относящихся к различным моментам взаимоотношений между русской оппозицией и германской. Разумеется, ваше доброе право поднять заново любой вопрос прошлого. Я со своей стороны готов ответить на любой поставленный вами вопрос. Но я должен все же сказать, что ваше стремление осложнить принципиально политические вопросы, имеющие гигантское значение для будущего, организационными и персональными вопросами, относящимися к прошлому, вызвало во мне опасение того, что такой метод способен скорее привести не к созданию общей идейной базы, а, наоборот, к излишнему обострению отношений и к дальнейшей самоизоляции руководства Ленинбунда от международной левой оппозиции.
Я попытаюсь, однако, ответить на все ваши соображения не только для того, чтобы устранить явные фактические недоразумения, но и для того, чтобы путем разбора их показать неправильность метода, применяемого правлением Ленинбунда при рассмотрении спорных вопросов, как принципиальных, так и частных.
1. Вы обвиняете русскую оппозицию в том, что она поддерживала веддингскую оппозиционную организацию. Вы как бы видите особую ошибку русской оппозиции в том, что она не признала Ленинбунда единственной оппозиционной организацией в Германии. На это я должен припомнить следующее:
