Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого, 1929–1932 - страница 60

Важнейшим этапом на этом пути явилось привлечение к ответственности перед судом Президиума ЦКК Троцкого по обвинению в двух преступлениях: 1) в произнесении «фракционных» речей на пленуме Исполнительного комитета Коминтерна и 2) в участии в демонстративных проводах члена Центрального комитета Смилги, который незадолго перед тем отправлен был в наказание за оппозиционность на Дальний Восток, в Хабаровск. В подобных же преступлениях обвинялся и Зиновьев. В качестве наказания намечался вывод обоих из состава ЦК.

Август, сентябрь и октябрь были использованы сталинской фракцией для борьбы против оппозиции на основе решений июльско-августовского пленума. В октябре наступил наконец момент, когда правящая фракция должна была решиться привести свое намерение в исполнение. Октябрьский объединенный пленум имел своей задачей не только вывести Троцкого и Зиновьева из Центрального комитета, но и подготовить необходимые условия для применения политики репрессий в широком масштабе.

Июльско-августовский пленум ввел в обиход партии обвинение оппозиции в нежелании защищать Советскую Республику против империалистских врагов. Этого бесчестного обвинения, которое быстро износилось, было для новой стадии уже недостаточно. Извлечены были последние идейные резервы Сталина. На поле борьбы выведена была версия о некоем военном заговоре, который почти что был замышлен и почти что был связан с оппозицией. Связь состояла в том, что один из военных специалистов в разговоре с другими специалистами, которые, правда, как и первый, не были заговорщиками, но могли ими стать, назвал имя Троцкого, не для целей заговора, а без всякой определенной цели. Но все равно: было имя Троцкого, были где-то какие-то военные специалисты, и, вообще говоря, мог быть военный заговор. Правда, военный специалист, назвавший Троцкого — как, по разным поводам, называли то же имя тысячи других, — находился во время преступной беседы в Монголии, т. е. в пункте, мало благоприятном для руководства переворотом в Москве. Но разве же сталинские агитаторы обязаны называть Монголию и вообще заниматься географией в своих выступлениях перед партийными ячейками? Несколько специалистов были арестованы в разных местах, по-видимому без малейшего основания. Председатель ГПУ Менжинский читал об этом деле доклад на октябрьском пленуме ЦК и ЦКК, когда в порядке дня стоял вопрос об оппозиции. Даже наиболее тупые и бессовестные сторонники сталинской фракции слушали доклад с чувством тревоги и стыда. Термидорианская амальгама слишком грубо торчала наружу. Некоторые из большинства выражали в кулуарах возмущение. Провал сталинской махинации на пленуме был так очевиден, что в дальнейшем все ораторы, кроме не вполне вменяемого Бухарина, осторожно или брезгливо обходили этот вопрос. Это не помешало, разумеется, агитаторам Сталина отравлять в дальнейшем партию слухами о контрреволюционном заговоре.

Исключение Троцкого и Зиновьева из ЦК накануне XV съезда являлось только необходимым предисловием к исключению оппозиции из партии и ссылке активных оппозиционеров в Сибирь и Центральную Азию[194]. В развитии революции открывался новый этап.

[Май 1929 г.]

Дорогие товарищи!

Я получил ваше письмо от 31 мая с приложенным к нему циркулярным обращением по поводу первомайских событий. Я хочу здесь высказать несколько кратких соображений по поводу вашего письма.

1. Совершенно правильно, что мы не ставим себе задачей ни создание второй партии, ни создание IV Интернационала. И в партии, и в Интернационале есть много революционных элементов. Но для того чтобы при их помощи радикально изменить курс политики и режим, оппозиции необходимо представлять из себя серьезную, тесно сплоченную фракцию, как в национальном, так и в интернациональном масштабе.

2. В Ленинбунде имеются тенденции превращения во вторую партию, но это только тенденции. При правильной политике Ленинбунд может стать фракцией оппозиции, борющейся за влияние на партию и на беспартийных. Вот почему я считаю неправильным бойкотировать Ленинбунд.