Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого, 1929–1932 - страница 32
По всей видимости, автора разъедали сложные, противоречивые чувства. С одной стороны, он хотел оставаться чистым перед собой и осветить путь Ленина всесторонне (разумеется, в пределах марксистской парадигмы). С другой стороны, он понимал, что в этом случае далеко не все факты можно будет вписать в собственную схему прямой политической преемственности: Ленин — Троцкий. Над «Историей русской революции» Троцкому было работать значительно проще, ибо, во-первых, это было время его наиболее тесного единения с Лениным, во-вторых, он мог избирать те сюжеты и повороты, которые в наибольшей степени соответствовали его интересам, и, наконец, 1917 г. был началом его непродолжительного «звездного времени», и возвращение к нему на бумаге Троцкого особенно привлекало.
Нельзя не отметить и того факта, что сам он, вписавший немало страниц в книгу культа Ленина, испытывал к последнему противоречивые чувства, включавшие не только уважение и почтительность, но и ревность, и, возможно, раздражение и зависть. Кроме того, никак нельзя было забыть неоднократных обменов с Лениным злобными репликами в дооктябрьский период, еще со времени II съезда РСДРП в 1903 г. По-видимому, Лев Давидович вспоминал с саркастической усмешкой свою оценку взглядов Ленина по вопросам партийного строительства в то время. Эта оценка поразительно точно подтвердилась при ленинском преемнике Сталине. Троцкий писал тогда: «Партийная организация (то есть партийный аппарат. — Ю. Ф. и Г. Ч.) подменяет собой партию, Центральный Комитет заменяет партийную организацию и, наконец, «диктатор» подменяет собою Центральный Комитет…»[101] Самолюбивый Троцкий не мог забыть ни презрительную кличку Иудушка и другие весьма нелестные характеристики, данные ему «Ильичом», ни интеллектуального воровства со стороны Ленина в названии газеты «Правда» (когда Ленин в 1912 г. в Петербурге начал выпускать собственную газету под тем же названием, что и венская газета Троцкого). Острую полемику с Лениным в конце 1920 — начале 1921 г. в ходе профсоюзной дискуссии, когда Ленину дважды удалось одолеть Троцкого в ЦК РКП(б) большинством всего лишь в один голос, Троцкий тоже хорошо помнил.
Троцкий вспоминал, как Ленин бичевал его детище — концепцию перманентной революции, как и то, что Ленин фактически перешел на его позицию по этому вопросу, хотя никогда не высказался на этот счет публично. В одном из документов 1930 г., публикуемом в первом томе настоящего издания, сдержанно, но с явной критической ноткой говорилось: «Ленин в 1919 году должен был дать, не мог не дать, новую оценку теории перманентной революции, отличную от той, которую он давал в разное время до Октябрьской революции, отрывочно, мимоходом, иногда явно противоречиво, на основании отдельных цитат, ни разу не подвергая рассмотрению мою позицию в целом».
Из всего этого вытекало стремление «заземлить» Ленина в публицистике, отрицание его роли в разработке марксистской теории, отвержение понятия «ленинизм» как теории — соображения полностью обоснованные, но никак не соответствовавшие политической целесообразности сплочения большевиков-ленинцев, как Троцкий именовал своих сторонников.
Р. Даниелс с полным основанием пишет: «Его (Троцкого. — Ю. Ф. и Г. Ч.) трагедия состояла в том, что он был слишком крупным деятелем, чтобы подчинить себя Ленину или любой другой личности, или партии, или доктрине, и в то же время слишком малым деятелем, чтобы действовать без моральных оправданий, которые верность личности, или партии, или доктрине требовала от него»[102].
Между тем, после того как Троцкий объявил о разрыве с ВКП(б) и Коминтерном, призвал к созданию новых компартий и их нового международного объединения, никаких существенных изменений в состоянии «левой» международной коммунистической оппозиции не произошло. Продолжалась постоянная борьба за выживание крохотных национальных «троцкистских» организаций. Их общая численность составляла, как правило, несколько сотен человек[103], хотя сам Лев Давидович, сознавая их незначительность, все же на порядки преувеличивал число своих сторонников, утверждая, что их несколько тысяч, а иногда даже настолько увлекался, что говорил о десятках тысяч. Собственно, разница между сотнями и тысячами в масштабах земного шара была совершенно незаметной.
