Официальную партию сейчас обвиняют в авантюристической политике в области стачек. Я лично не могу об этом судить за недостатком данных. Общая установка партии в предшествующий период делает, однако, это обвинение вполне вероятным. Но именно поэтому есть опасность того, что, обжегши пальцы, партия может круто повернуть вправо. Величайшим несчастьем было бы, если бы рабочие массы пришли к выводу, что коммунисты, как и синдикалисты типа Пестанья, хотят сверху вниз поучать массы, вместо того чтобы вместе с ними подниматься снизу вверх.
Резюмирую. Опасность «июньских дней» остается, несомненно, самой грозной опасностью в перспективе. Но более непосредственной опасностью для коммунизма может стать отвлеченное резонерство, «умничанье», абстрактное уговаривание, которое революционным рабочим будет казаться просто пессимистическим карканьем.
Левая оппозиция не должна ни на минуту забывать, что опасности, вырастающие из развития революции, побеждаются не выжидательной осторожностью, а смелостью, смелостью и еще раз смелостью.
2 августа 1931 г.
Боллак[564]
(Черновик незаконченной статьи)
Боллак, руководитель экономического и финансового агентства, давал комиссии чрезвычайно меткие показания, свидетельствующие о том, что наиболее прочно сделанные головы сидят не в парламенте, а на бирже. Во всяком случае, никто из членов комиссии — а там все сплошь люди с именами — не мог сравняться точностью и меткостью реплик с этим темным биржевым дельцом, посредником, спекулянтом, другом и наперсником Устрика[565].
Боллак объяснял невинным моралистам комиссии, что, когда какой-либо банк хочет выбросить на рынок новые бумаги, он не может не прибегать к рекламе (Ля публиситэ)[566]. В этот момент «он (банк) вынужден принять несколько сотен индивидуумов, которые являются не для того, чтобы просить рекламы, но чтобы требовать дара за их молчание». Вот почему «большие и маленькие банки вынуждены платить; агент публиситэ не может сказать, что нет секретной публиситэ; все банки вынуждены иметь свои секретные фонды, все без исключения; эта необходимость неотвратимая; Французский банк[567] — даже и он находится в этом положении. Между тем он не имеет надобности в защите. Правительство также. Министерство финансов также. Министерство финансов распределяет свой бюджет публиситэ в качестве секретного фонда. Этому нет оправдания. А почему? Потому что наиболее крупные политические люди кончали, к несчастью, тем, что склонялись перед шантажистами» («Тан»[568], 25 февраля).
Замечательные разъяснения. Биржевой делец разъясняет парламентариям, одни из которых были министрами, а другие стали министрами во время самой анкеты, — что они не в качестве строгих парламентских следователей, а в качестве министров сами распределяли секретные фонды, т. е. занимались подкупом печати. Мало того, «склонялись перед шантажистами». И члены комиссии молчат. Они глотают горькую пилюлю, преподнесенную им уверенным в себе финансовым дельцом, который сам переходит на выгодное амплуа моралиста, обвиняя все предшествовавшие правительства и все парламенты в том, что они не посмели издать закон о печати, ограждающий интересы общества от шантажа. Это звучит неотразимо в устах человека, который сам имеет непосредственное отношение к организации шантажа, по крайней мере в его наиболее высоких и в наименее уловимых формах.
Когда Устрику нужно добиться котирования на бирже акций «Сниа Вискоза», он требует в письме (от 16 апреля 1930 г.), чтобы Боллак «подготовил атмосферу»: «в интересах всех, чтобы ты продолжил твою столь полезную кампанию».
Правда, своей полезной кампанией Боллак помог разорить людей. Но разве у самого знаменитого хирурга нет известного процента неудачных операций? Это довод Боллака. Да, люди разорились. Но разве это свидетельствует о его нечистой совести? Разве во время войны мы все с вами не призывали французов подписываться на государственные займы? Выполните ваш долг. Вы можете быть спокойны за будущность ваших средств. А чем это кончилось? «Французы потеряли >1/>5 своего капитала… Все мы ошиблись, но с чистой совестью. Разве так обстоит дело с подвигами шантажиста!» Несчастные члены парламентской комиссии должны были проглотить и эту пилюлю.
