— Это составляет ровным счетом двадцать две тысячи слогов. Надо же! Целых пятнадцать метров чуда!
Ему оставалось только согласиться с нею. Он извлек носовой платок, подвергаемый тому же осмеянию, и тем самым допустил по отношению к ней жест некоторого превосходства, которому была присуща картинность в истинно флорентийском духе. Это убедило ее в том, что, занимаясь чтением и дальше, он сможет расценить какой-либо из ее обмороков отнюдь не как расхожее театрально-мелодраматическое явление.
Он пообещал вернуться с книгой на следующий день, но так и не появился. Она же, донельзя заинтригованная пресловутыми таинственными двадцатидвухсложными строками, сочла необходимым уточнить, что для того, чтобы подобные строки вообще могли поместиться на листе, их следует расположить сверху вниз. Судите сами: эта проницательная женщина на самом деле была в состоянии подмечать столь значимые детали. Он по достоинству оценил логичность сделанного ею заключения и даже проявил своего рода энтузиазм, внимая ее намекам, которыми она тщилась довести до его сведения, что вертикальные столбцы стихов — куда как обыденны в китайской литературе. Однако его любовь, смешавшаяся с так и не реализованной склонностью к ремеслу педагога, вынудила его описать ей весь типографский процесс (правда, в самых общих чертах, ибо в действительности это на редкость непростое и запутанное действо), дабы облегчить ей понимание того, как именно размещаются строчки на странице при горизонтальном написании. Он, само собой разумеется, не постоял и за примером: «Они подобны невероятно высоким людям, которые были бы вынуждены скрючиться в три погибели, случись им — да хранит нас Господь от этого — проживать не в их собственных домах, а в баночках из-под сардин». И после этого она, ошеломленная и до основания потрясенная такими познаниями своего возлюбленного, почувствовала себя действительно просвещенной личностью.
Естественно, он так и не написал никакой поэмы в ее честь. Но, тем не менее, знакомство с поэзией не прошло для них даром. Теперь они были убеждены, что если бы творения Бернардеса продавались клубками, то ей удалось бы соткать из них исполинский поэтический шлейф к своему свадебному платью.
По воскресеньям его так мучительно угнетала тоска, что он принял решение обзавестись невестой. Он заглянул в редакцию одной из газет и подал объявление следующего содержания: «Молодой человек 23 — 172 с единственным недостатком тоскует по воскресеньям желал бы познакомиться с девушкой того же возраста».
Он терпеливо ждал целых три дня. В воскресенье, после трехчасового сидения в маленьком кафе на углу и наблюдения за прохожими, он практически находился на грани самоубийства. А во вторник пришло письмо. Ему писала незнакомая девушка — сообщала, что она милая и внимательная и безусловно полагает, что станет ему идеальной подругой, поскольку также немыслимо тоскует по воскресеньям.
Он ей ответил. В пятницу от нее пришло новое письмо, в которое была вложена фотография. Конечно, не красавица, зато молоденькая, да и лицо приятное. Он тоже послал ей свою фотографию. И в пятницу, когда уже ощущалось приближение бесконечного воскресного кошмара, они договорились встретиться, причем именно в воскресенье, в кафе, в час дня.
Он был пунктуален; облачился в свой лучший костюм, привлекательно уложил волосы и держал под мышкой приобретенный в субботу журнал. Она уже дожидалась его за столиком, находившимся в глубине зала и явно была взволнована. Он тотчас же узнал ее по фотографии и по тем, исполненным тревоги взглядам, которые она то и дело устремляла на входную дверь.
— Привет! — произнес он.
Она улыбнулась ему. Протянула ему свою руку и сказала приятным голосом:
— Привет! Привет!
Он заказал для них лимонад. Она сказала, что хотела бы мороженого. Покуда официант трудился над выполнением заказа, он спросил у нее:
— Давно ждешь?
— Да так, не очень. Около пяти минут, никак не больше.
Он поощряюще ей улыбнулся, и в этот миг появился официант с их заказом. Он стал пить свой лимонад, неторопливо изучая ее с головы до ног. Она опять улыбнулась, а потом даже рассмеялась.
