– Врут, – оборвал его Олег. Ситуация нравилась ему все меньше, он достал мобильник и принялся крутить его в руках, прикидывая, как быть дальше. Уходить, конечно, и уже дома попытаться разобраться, что происходит. Отцу лучше пока ничего не говорить, может, потом, если дело далеко зайдет. Чирков глянул на мобильник, на Олега, перевел взгляд куда-то в сторону и произнес:
– Я вижу, ты меня не понял. Последний раз говорю: пиши чистосердечное, и на первый раз получишь немного. И не выделывайся, тебе же хуже будет.
Все, дальше можно не продолжать, диспозиция ясна, как божий день. Чирков требует у него деньги, это и кошке ясно, выворачивает дело наизнанку, подчистую перекраивая его на свой лад. Это ж надо – инвалида какого-то приплел, свидетелей, мирно смотревших на звезды. А платье Наташке кто порвал, а порез на ребрах откуда?
– Я напишу, – поднялся со стула Олег, – напишу, не переживай. Сегодня же, в прокуратуру.
И шагнул к двери. Но его опередил второй, спокойный приятный юноша оказался на пути, посмотрел Олегу в глаза и сделал короткое резкое движение. То ли инстинкт сработал, то ли вшитые в подкорку навыки помогли, Олег успел поставить блок, пусть с опозданием, но все же. Отшатнулся, и тут свет померк от боли. Первый удар пришелся по почкам, второй – по ребрам, по тому самому шраму, третий в пах. Дальше все слилось в белесую душную муть, от боли Олег задохнулся, ему не хватало воздуха, он не успел ничего сделать, когда все было кончено. В лицо ему сунули нашатырь, хлестнули по щекам, он понял, что сидит на том самом стуле, что руки скованы за спиной, а перед ним стоят Чирков и тот, второй, с черной дубинкой в руках.
Впрочем, Чирков почти сразу исчез из виду, второй скинул куртку, замахнулся, и в комнате снова вырубили свет. Удары сыпались один за другим, перед глазами все плыло, звуки доносились точно с потолка, Олегу казалось, что он слышит чей-то смех. Потом в лицо плеснули чем-то горячим, мрак рассеялся, и он понял, что из носа у него идет кровь. Откуда ни возьмись, появился Чирков, посмотрел на Олега, поморщился, повернулся к второму:
– Блин, Макс, давай почище, что ли, нам же тут потом убирать. Авдеев не простит, что мы на его территории свинарник развели.
– Ну, извини, – пробурчал спокойный юноша, – так получилось. Тряпку какую-нибудь найди, а мы пока потолкуем. И ударил Олега носком ботинка по голени.
У того перехватило дыхание, на лице выступила испарина, от следующего удара стало жарко, а кровь пошла сильнее – уже из прикушенной губы.
– Подписывать будешь, – спросил Макс, постукивая дубинкой себя по бедру, – или до утра тут париться хочешь? Я ж тебе еще и сопротивление сотруднику полиции могу устроить…
Вернулся Чирков с мокрой тряпкой, кинул ее Олегу на лицо и зажал ладонью нос и рот. Держал, пока не надоело, и когда Олег уже почти перестал дышать, отпустил, сорвал тряпку, спросил деловито:
– Не надумал?
– Пошли к черту, – кое-как проговорил Олег. – Ничего я подписывать не буду.
Макс и Чирков переглянулись, Олег криво усмехнулся, и тут капитан врезал ему ногой по ребрам, стул перевернулся, и Олег оказался на полу. Подняться он не мог, даже голову прикрыть руками не было возможности, успел напрячь пресс, но и только. Били его двое, били остервенело и деловито, совали под нос нашатырь, когда терял сознание, давали отдышаться и продолжали. Час, два, три – Олег давно потерял счет времени, не понимал, день сейчас или уже ночь, в комнате было темно, правда, под потолком слабо горела лампочка, но это ничего не значило. Перед глазами плавали алые и багровые кольца, переливались причудливо, свивались в спирали, боль не давала дышать, не давала собраться и дать отпор. Да и как со связанными руками отбиваться от двух здоровых откормленных мужиков, да еще когда лежишь на полу, еле живой от боли и унижения?
– Вот скотина! – Макс пнул Олега носком ботинка под ребра и плюхнулся на стул. Чирков перегнулся через стол, поглядел на Олега, на часы, откинулся на спинку стула. Время шло, временами накрывало беспамятство, черное и ледяное, от холода сводило скулы, но в этой тьме не было боли. Звуки стали глуше, краски померкли, мрак затягивал Олега в себя, но нашатырь выдернул на поверхность. Он снова сидел на стуле, голова клонилась к груди, пол покачивался, драный линолеум ходил волнами, точно море в шторм.
