— Я этого не отрицаю, — несколько натянуто произнес Ретма. — Я всего-лишь ставлю под вопрос применимость этого. У нас нет никаких данных, которые бы предполагали, что решение проблемы именно таким образом могло быть чем-то _б_о_л_ь_ш_и_м_, чем простое упражнение; так что дело не в том, какое это будет упражнение — простое или сложное.
— Я думаю, нам пора идти, — сказала Ди. — Уэб, Эстелль, пожалуйста, проследуйте за мной; мы только мешаем, а у нас есть еще много дел.
Ее громкий сценический шепот прервал дискуссию гораздо более эффективно, чем могла бы любая речь, произнесенная обычным тоном. Лицо доктора Шлосса на мгновение скривилось в раздражении. И так же на мгновение, лица Ониан стали вежливо отчужденными; затем Мирамон повернулся и посмотрел сперва на Ди, а затем — на Амальфи, вопросительно приподняв брось. Амальфи кивнул, слегка раздосадованно.
— Неужели нам надо уходить, бабушка? — запротестовал Уэб. — Я имею ввиду, что именно для этого мы здесь и находимся. И Эстелль хорошо разбирается в математике; то и дело Ретма и доктор Шлосс обращаются к ней, чтобы подобрать сочетание Онианских определений с нашими.
Ди немного подумала на этот счет.
— Ну что ж, — сказала она, — я думаю, это не принесет вреда.
Это был совершенно ошибочный ответ, которого и можно было ожидать, хотя Уэб никоим образом не мог его предугадать. Он не знал, как это хорошо понимал и знал Амальфи из своих воспоминаний, что женщины на планете Он когда-то находились в положении худшем, чем рабы. В действительности, к ним относились, как чему-то совершенно отвратительному, хотя и необходимому — что-то вроде сочетания между демоном и низшим животным. Таким образом, он не обладал возможностью распознавания, что даже и сегодня, Онианские женщины были по-прежнему исключительно подчинены своим мужчинам и куда как менее приветственны в ситуации такого рода. Амальфи не видел и возможности в данный момент объяснить Уэбу — или Эстелль, если на то пошло — почему оба ребенка теперь должны уйти. Это объяснение потребовало бы большего знания и понимания Ди, чем имели Уэб и Эстелль; к примеру, им пришлось бы узнать, что в глазах Ди женщины планеты Он были теперь эмансипированы, все но еще не наделены равными правами; и для Ди в этом абстрактном различии заключался весьма высокий эмоциональный заряд. И более того — поскольку сами Онианские женщины вполне удовлетворялись существующим положением.
Мирамон собрал свои бумаги, поднял и медленно подошел к ним; выражение его лица было исключительно вежливым. Ди наблюдала за его приближением с выражением затаенной, но решительной подозрительности, которой Амальфи ничем не мог помочь, только лишь симпатизировать, несмотря на то, что он находил это немного смешным.
— Мы рады приветствовать вас здесь, миссис Хэзлтон, — произнес Мирамон, наклоняя голову. — Многим из того, чем мы стали сегодня, мы обязаны вам. Я надеюсь, вы позволите на выразить нашу признательность; моя жена и ее леди ожидают вас, чтобы оказать вам почести.
— Спасибо, но я не… я в действительности имела в виду…
Ей пришлось замолчать, совершенно очевидно, обнаружив, что в короткое мгновение ей не вспомнить то, что она значила так много лет назад, когда она была, понимала она это сама или нет, совсем другим человеком. Действительно, тогда она оказалась одним из главных факторов в эмансипации женщин планеты Он, и Амальфи был рад ее энергичной помощи, особенно, когда она оказалась исключительно важной в кровавой борьбе за власть на этой планете. И таким образом — жизненно важной для выживания города — последнее, пожалуй, было формулой, которая когда-то являлась столь же магической и за пределами проверки, как и само желание к жизни; а теперь это был ничего не значащий лозунг, к тому же довольно застарелый, как например «Помни Бастилию» или «Мэйсон, Диксон, Никсон и Йетс» или «Звезды Должны Быть Нашими!». Первая встреча Ди с женщинами Он произошла еще в те дни, когда они были лишь вонючими неумытыми существами, содержавшимися в церемониальных клетках. И что-то в нынешнем обращении к ней Мирамона, очевидно напомнило ей об этих давних днях, быть может даже заставило почувствовать прикосновение решеток и грязи вокруг ее самой. И все же временной интервал был слишком велик, а вежливость слишком интенсивна, чтобы позволить ей почувствовать себя обиженно при таких обстоятельствах. Если она и помнила о них в действительности. Она бросила быстрый взгляд на Амальфи, но лицо мэра оставалось совершенно беспристрастным; она достаточно хорошо знала его, чтобы увидеть — отсюда ей не получить никакой помощи.
