– Даже жалко на эти калоши снаряды тратить, а, Леонид Федорович? – обратился к командиру лейтенант Афанасьев, занявший теперь должность старшего офицера крейсера.
– Оставьте этот снобизм, Андрей Николаевич, – сухо бросил Добротворский. – Пусть корабли и небольшие, но военные. Пушки на них есть? Военно-морской флаг имеется? Ну и все! Пока флаги не спустят – истреблять. А нам с вами, в случае чего, и самого мелкого их снаряда хватит. Да и вообще было бы обидно потерять хоть одного человека в таком бою – война еще не кончилась и людей надо беречь. Так что попрошу вас передать господам офицерам, чтобы не бравировали напрасно сами и матросам не позволяли на палубе без необходимости находиться. Это не цирк и не театр.
– Ну, флаги-то они не спустят. Не тот народ.
– Вот и ладненько. Открыть огонь!
Цели были мелковаты для дистанции в двадцать кабельтовых, но тем не менее уже на четвертой минуте заполыхал «Чокай» и было отмечено попадание в «Удзи». Японцы доблестно огрызались огнем, но пока безрезультатно. Что и неудивительно: пушек на канлодках было немного, пушки в основном слабенькие для боя с таким сильным противником, а комендоры… Понятно, что не лучшие в Соединенном Флоте.
Пока «Олег» со смаком «колошматил посуду в данной лавке», русские миноносцы занялись рыбаками. Словно лисы в курятнике быстрые и юркие кораблики начали торопливо «собирать урожай». На рыбацкие суда просигналили приказ: «Прекратить движение. Экипажам покинуть борт».
Несколько дерзких не вняли: обрубив сети, они попытались уйти к своим берегам, но неповиновение тут же было на корню пресечено двумя миноносцами. Малокалиберные «пукалки», находившиеся на их борту, были совершенно несерьезным оружием при столкновении с боевыми кораблями, но рыбацким лайбам, да еще при стрельбе почти в упор, тридцатисемимиллиметровых гранат вполне хватило. Две шхуны загорелись, но одной, которая изначально была дальше всех, все-таки удалось оторваться и уйти на мелководье. Однако вид горящих «ослушников» сильно дисциплинировал остальных рыбаков и те стали послушно спускать шлюпки – благо берег был недалек и стоял почти полный штиль.
Оставленная рыболовецкая флотилия была безжалостно сожжена артогнем.
– Эх, ваше благородие! – сигнальщик с «Двести девятого» обратился к командиру. – Прямо сердце кровью обливается! Какие кораблики-то справные… Да и рыбакам местным как теперь жить? Только милостыню просить…
– На войне как на войне, Клименко, – снизошел до ответа лейтенант, – да и сам подумай: разве японцы в таком случае с нашими церемонились бы?
– И то правда, господин лейтенант. Не мы эту войну начали. Это я так – шхуны жалко…
А «Олег» тем временем продолжал терзать свои жертвы. Сколько-нибудь серьезную опасность для крейсера представляло только двухсотдесятимиллиметровое орудие на «Чокай», но и то чисто теоретическую. Эта короткоствольная пушка и докинуть-то снаряд на двадцать кабельтовых могла с трудом, а уж про прицельный выстрел и говорить не приходилось. К тому же после первых же залпов этот «монстрик» был приведен к полной непригодности для использования, и русские комендоры с толком, с чувством, с расстановкой, в полном комфорте «доедали» вражескую канлодку. Да и много ли надо кораблю в шестьсот тонн водоизмещением шестидюймовых снарядов? Уже после третьего попадания «Чокай» сильно запарил и потерял ход, а после пятого стал явственно оседать на нос.
Крейсер перенес весь огонь на «Иваки», который тоже долго не продержался. Уже после четвертого попадания главным калибром взорвались котлы, и канонерка затонула даже быстрее постепенно погружающегося «Чокай».
Капитан-лейтенант Канеко даже не пытался спасти своего «Удзи». Воспользовавшись тем, что русский «большой дядька» пока не обращает на эту канлодку внимания. Было понятно, что от «Олега» не уйти. Тринадцать узлов – слишком несерьезная скорость, чтобы попробовать спасти корабль от быстроходного крейсера. Мелкие пушки канонерки продолжали исправно бить по врагу, практически не причиняя тому никакого вреда. Да никто из экипажа и не надеялся. Оставалось только погибнуть с честью и показать этим северным варварам несгибаемость самурайского духа.
