На обратном пути я купил себе «Тристана и Изольду» в обработке Жозефа Бедье и весь вечер читал, то посмеиваясь, то испытывая некоторую неловкость. С университетских времен у меня сохранилось представление о Тристане и Изольде как об ужасных притворщиках, легкомысленных эгоистах, которые в эпоху самого расцвета христианства жили, как язычники, и обманывали Бога, прибегая ко всяким непристойностям. И теперь сцена, в которой описывается, как Изольда садится верхом на плечи переодетого нищим Тристана и велит перенести ее через болото, чтобы потом на Божьем суде она могла поклясться, что только ее муж, король Марк, и вот этот нищий держали ее в своих объятиях, вызывает у меня отвращение.
А Бог, спокойно взиравший на то, как Изольда взяла в руки раскаленное железо и нисколечко не обожглась при этом, кажется мне покровителем цирковых магов и волшебников. Правда, книга эта вызвала у меня и кое-какие сомнения. Можно ли назвать детским эгоцентризмом чувство, которое превращает два существа в одно? Можно ли считать такую чисто условную жизнь ложью в глазах Бога, который сам создан фантазией, имя которой вера? Тристан и Изольда лгали, чтобы уберечь какую-то свою правду, которая была для них важнее установленного в мире общепринятого порядка. Кто знает, может быть, и такие нужны Богу?
Во всяком случае меня поразило сходство ситуаций и поступков. Ну, скажем, знаменитый прыжок Тристана из окна церквушки, расположенной высоко на скале… Тристан упал на берег моря и остался цел и невредим, его спас раздувавшийся на ветру широкий плащ. Чудо? Нет, просто плащ оказался неким подобием того самого парашюта, который выручил Михала, когда он в очередной раз возвращался от любимой. Будучи ребенком, Тристан задушил великана — Морольда. Я знаю историю Михала и знаю, что, участвуя в Варшавском восстании, он взорвал танк, бросив в него бутылку с горючим. Тристан убил дракона, Михал — гитлеровского жандарма. Изольда пренебрегла королевским замком, Тристан — рыцарской славой и почестями; Кэтлин отреклась от богатого мужа, а Михал — от карьеры. Те скрывались и убежали… и эти скрываются и убегают. Те скитались по лесам, голодали… а эти, прячась в джунглях огромного города, выбивают пыль из чужих ковров, подметают двор, совокупляются, готовят, убирают чужую квартиру. Что-то будет дальше?
На моих глазах красная нить событий постепенно становилась все более причудливой, темнела, пока не оборвалась.
Собственно говоря, все близкие — один муж, две матери и один отец — отказались от этих святых, поклонявшихся культу любви. Неужто и в самом деле не осталось никого, кто бы не отрекся от них в их нелепом беге, приближавшем их к катастрофе, никто кроме старого холостяка, испытывающего полное отвращение к сексу?
Но какой же я Горвенал! Я не учил Тристана играть на арфе и не учил разделывать оленя, не плыл вместе с ним к земле короля Марка. Он сам купил себе аккордеон, собственноручно шил из заячьих шкурок рукавицы для партизан, самостоятельно доставил свою ирландку в Корнуолл. И почему это вдруг именно я должен сопровождать его до «границ леса Моруа»? Полный бред. И тем не менее я отправил Ванде телеграмму: «Все в полном порядке. Горвенал».
Какое счастье, что супруги Мак-Дугалл перебрались из Саут-Кенсингтона в Суссекс. Я и по сей день не знаю, известно ли им, что их дочь сбежала от мужа. Замужество дочери возвеличило их в собственных глазах. Полковник помолодел. Как только он смекнул, что ему не придется тратиться ни на свадьбу, ни на приданое, он меньше стал брюзжать на жену. Брэдли он в глаза не видел и вовсе не мечтал с ним встретиться. «Яйце-головые» (интеллектуалы) не вызывают у него симпатии. Он вполне довольствуется тем, что зять его богат и к тому же еще и знаменит.
Пользуясь наступившей в доме «разрядкой», миссис Мак-Дугалл вместо бифштексов покупала суповое мясо и на оставшиеся деньги приобрела пластинки — этюды Шопена в исполнении Владимира Горовица. Время от времени она тайком выбиралась в Альберт-Холл на дневные концерты. Иногда останавливала меня на улице, чтобы поделиться новостями с «участливым соседом». Последнее было в какой-то мере справедливо: во время налетов вражеской авиации я был уполномоченным местной добровольной команды противовоздушной обороны и как официальное лицо, имея доступ в окрестные дома, несколько раз спасал ее не столько от бомб, сколько от мужа.
