Очень отдельной жизни нет в маленьких городах. Люди там не такие чёрствые. А здесь… На одной площадке живёшь, и тебя не замечают. Вот только лифтёршам всё выкладывай, постоянно выспрашивают: куда идёшь, когда придёшь?
Читала Достоевского «Бесы» до рассвета. Подняла глаза — синее окно и дом, что во дворе, придвинулся вплотную. Утро. Двор, как каменный мешок. И только лестничные клетки, кухни да уборные в окнах, только их и видно, не людей, им-то до меня никакого дела, хоть умри.
Почему так могут остервенеть люди? Как бы самой не остервенеть, не обозлиться бы окончательно — тогда беда, ой, ой, что я натворю. Всё же доброта, наверное, нужнее, в жизни без неё невозможно. Надо её выискивать, если сразу не увидишь, надо искать.
И вообще-то надо быть доброй, наверное, это даже легче. Злости так много в мире, что если сама будешь злиться, то задохнёшься.
Вчера наконец попала в Дворец бракосочетания. Ужас. Если и стану когда-нибудь расписываться, только в простом загсе. Подруга пригласила меня на свадьбу. Купила цветов и подарок очень хороший, как достала, об этом напишу особо — целая история. Пришла. Женихи в одном помещении, невесты в другом. Уселись в ряд, только что из парикмахерской. Страхолюды. Кто в длинном, кто в мини, кто в парче, кто в фате. Идиотство. Потом вызывают. Невеста, жених, свидетели, гости, все заходят в зал. Проигрывают Мендельсона, произносят стандартную речь, дают кольца, поздравляют. Всё шампанское вылакала от отвращения. Не желаю. Надо посмотреть, как всё это в церкви происходит. Неужели так же? Проблема, как пожениться, у меня № 1.
После всей этой процедуры сели все в такси, было их заказано три, с лентами, куклой, медведем — фу. Села рядом с женихом, с другой стороны невеста. Он на кольцо своё смотрит, говорит довольно-таки вызывающе:
— Это мы сейчас снимем, — и кладёт в карман. Она на него так жалостно уставилась, а он своё: — Правда, — говорит, — и выкинуть его не жалко. Но можно и подарить кому-нибудь.
Какой хам! А вечером потащился меня провожать, ушёл со свадьбы, таскались по Москве, не могла от него отделаться. Ну, как это назвать?!
Бабушка, например, отравила мою юность. Я постоянно наблюдала её ревнивый, тяжёлый взгляд, которьим она смотрела на маму. Или когда они бывали вместе с папой, то на них обоих. Я-то ведь понимала, что маму она ненавидит, да и мама её. Только не выражали этого, так они считали, но я-то ведь всё видела с того самого времени, как себя помню.
У нас в семье хоть мама на папу смотрит как на человека, любит его, наверное. Это точно. А у моей подруги, там вообще отец с матерью не живут и только делают вид, что у них семья и всё в порядке, для детей. А кому это нужно? Она уже в восемь лет обо всём догадывалась, всё понимала. Даже ещё раньше сообразила, что между отцом и матерью всё пустое, одно кривлянье и ложь. Дети не дураки! Всё понимают! Потом осуждают — какие это родители, если с детства прививают обман.
Люблю зеркало. Бабушка всегда упрекала: всё вертишься, вертишься, счастье проглядишь. А Танечка сама в зеркале каждую свою морщинку разглядывает, изучает и замазывает тоном. У неё пять разных тонов, французские. А меня за зеркало тоже ругает, говорит: слишком много любуешься на себя. И не понимает, что я люблю зеркало не для того, чтобы на себя любоваться. Я даже не так уж и нравлюсь себе, внешне. А просто так. В зеркало посмотришь и не так одиноко становится. Дружелюбство какое-то видишь, и не одна. А то ещё растроишься, расчетверишься, и совсем весело. Очень хорошо понимаю, почему раньше богатые украшали себя зеркалами.
Дни улетают от меня, улетают. Ничего не успеваю и не записываю, а надо бы, много чего есть такого.
Я знаю, что никогда не стану художником, для этого у меня мало упорства, а может быть, и таланта. Мне предложили стать манекенщицей. Наверное, это идея. Можно будет поехать за границу.
Он вошёл, и всё во мне заликовало. Сразу, не зная меня, в первый раз ведь увидел, пошёл прямо ко мне, никого не замечая, взял обе мои руки и поцеловал сперва одну, потом другую. Я подумала: вот он, наконец! Мы недолго оставались со всеми и ушли. Он вёл меня по улице, как будто так и надо, обнял и вёл. Потом остановил машину какую-то, не такси, и привёз к себе. С тех пор не видела его десять дней, ждала, что позвонит сам, наконец звоню. Он:
