Мы сели в баре, который мы про себя называли «Блюваловка» и взяли по литровой бутылке на человека и один белый хлеб на все. Бар был студенческим, поэтому и таким дешевым. Пиво здесь можно было взять за сорок центов пол-литра. Помещения бара находилось в помещение, в котором когда-то находилось кафе «Мороженое». Сейчас название изменили, теперь название — «Мимоза». Помещения бара состояло из двух комнат, в которых на стенах висели дешевые репродукции Шишкина, и стоял смог от дыма папирос. В углу бара стоял старенький бухаеш, в котором владелец бара — старый и желтый мужик — крутил классику наподобие «Серенады солнечной долины». Другую музыку он не ставил. Когда кто-то, кто был здесь впервые, просил его изменить музыкальный стиль, это вызвало у него негодования и могло служить поводом для того, чтобы несчастного было выставлено из бара прочь. Нас встретили в баре не очень приветливо. Все дело в том, что мы посетили этот бар две недели назад, напились водки и начали играть пустой бутылкой в футбол. Все закончилось в тот вечер для нас тем, что хозяин вызвал мусоров и набил морду одному из ребят, которого звали Паша. Поэтому, когда мы рискнули появиться в баре снова, хозяин с самого начала предупредил, что ничего крепче чем вино он нам не продаст, что если он услышит хоть один мат от нас, то вызовет милицию. Мы сидели испуганные и тихонько пили свое вино из пластиковых стаканчиков. Потом часть ребят откололась от нас, пошли к ближайшего маркету и купили водки и сладкой воды «Тархун». Мы с Вадиком оставили кафе, и пошли в сторону супермаркета «Сельпо».
После этого мы еще выпили по бутылке пива Оболонь «Экстра». Потом события в моей голове появляются короткими эпизодами.
Эпизод первый: я стою возле станции метро «Либидська». Вадим блюет в кустах, а я купил еще пива и напаиваю им девочку, которая на вид не старше тринадцати лет. Реально ей и есть тринадцать лет. Девочка очень худенькая, у нее желтая куртка и белые волосы. На ногах Доктор Мартинс с красным оттенком. Девочка шла домой из лицея. Как я ее остановил, осталось за пределами эпизода первому. Потом и самая девочка идет из эпизода намбер уан.
Эпизод второй: я еду в метро с Вадиком и мы громко разговариваем. Конечно, наш разговор носит большую смысловую нагрузка:
— Я бля, напился нахуй.
— Да, бля, пизда, бля.
— О, смотри какой хуй стоит, ги-ги-ги.
Конечно, люди на нас смотрят с некоторой враждебностью. Когда один мужчина, который боялся что-то нам говорить, но уже стал выходить на своей станции, сделал нам замечание. Я поднял правую руку в арийском приветствии и крикнул «Хайль Гитлер!»
Эпизод третий: мы с Вадиком едем к нему домой на автобусе, где-то на окраине Минского района. Я громко пою песню группы Гражданская Оборона «По плану».
Эпизод четвертый (последний в тот вечер): я пью у Вадика на кухне отвратительный крепкий чай, потом иду к туалету и начинаю блевать. На следующее утро меня колбасило и было так плохо, что я не мог пить даже чай — все потом выблевывал. Где-то лишь под вечер мой желудок заработал. До того момента, когда поезд должен был ехать, еще было двадцать минут. Возле поезда медленно прошла приятная красномордая тетка, предлагая отъезжающим купить пирожки с мясом или пиво. У меня не было денег и на это. Желудок неприятно напомнил о себе, ощутив запах пирожков. Я не ел ничего с самого утра (ночь я провел у Ани, она дала мне утром чашку кофе и хлеб с сыром, а потом, назвав меня неудачником, выгнала прочь будто собаку). Сняв рюкзак, я достал маленькое яблочко, которое сегодня купил на лотке возле дома, из которого меня выгнала Аня. Оно было кислое и противное, но я хотел, есть, поэтому ел его. Вот пролетели и эти двадцать минут, и я уже сижу в купейном вагоне, на жестком сидении, нет даже смысла говорить о том, чтобы приобрести себе комплект белья — это слишком шикарно для меня. Старая и безобразная проводница ходит по вагону и кричит, чтобы все провожающие шли прочь. У нее небольшие, будто щетка черные усы, которые, наверное, она отращивает специально, так как очень похожа на полячку. Я читал у Генри Миллера, что в начале двадцатого столетия (а точнее в его 20-30 годах) женщины с усами считались сексуальными. Очень много изменилось за эти восемьдесят лет. Когда она проходит рядом, от нее воняет старостью и несвежими фекалиями. Рядом со мной сидит еврей и читает газету. Всю дорогу он будет молчать, есть куриные лапки и читать. Потом снова есть курицу, а потом снова читать. Напротив меня места заняли два англичанина (похожие на бедных студентов с бирмингемского университета имени Сакямуну), которые пьют пиво и что-то говорят друг другу на английском с северным акцентом. Я поздоровался с англичанами и полез на свою верхнею полку. Начал смотреть в окно, пока англичане распаковывали свои бэги. Начинает идти дождик. Сначала маленький, но с течением времени все больший и больший. Мой взгляд вперся в стену с разными надписями.
