– Я тебя не совсем понимаю, – сказал он с вежливой прохладцей. – Объясни подробнее. Что случилось? Как ты здесь оказался? Отстал от торгового каравана?
Я невольно оглянулся на стоящих поодаль людей, видимо, из его компании, заинтригованно вытянувших шеи и распахнувших уши.
– Оставьте нас. – Недовольно поморщился парень и махнул им рукой, мол, погуляйте. – Ступайте, я скоро приду.
Ребята оказались послушные и, хоть не выразили особой радости, но удалились.
– Я тебя слушаю, – сказал он, опускаясь прямо на землю, и жестом предложил мне сделать то же самое.
Я плюхнулся рядом. Наколол задницу о какой-то сучок, не сдержавшись, помянул чью-то маму, спохватившись, извинился, и путано, сбиваясь, боясь в любой момент быть прерванным, принялся рассказывать обо всех своих злоключениях, начиная с момента вступления на Землю обетованную, опуская лишь мелкие детали, к делу не относящиеся. И за это время настолько неуловимо менялся облик моего слушателя, что иногда мне казалось, будто он внимательно фиксирует каждое мой слово, а иногда – что не слышит меня вообще, думает о чём-то своём. Но я не сумел бы обосновать свои ощущения, поскольку в целом чуть заострённое лицо его оставалось ровным, статичным, беспристрастным и слегка отрешённым. Лицом идеального слушателя или судьи, тщательно раскладывавшего по полочкам факты, на основании которых прозвучит окончательный приговор.
Когда же я добрался до конца, то чувствовал так, будто заново прожил этот безумный день. Не осталось ни сил, ни эмоций. Мой бедный мозг тихонько угасал, как уставшая лампочка, и работал теперь вполнакала, а ватное отупление взяло его под защиту. Когда я закончил речь, на некоторое время установилась такая же ватная тишина. Даже цикады орать перестали, словно дивились услышанному и старательно его обдумывали. Какая-то толстая чёрная птица с шумом сорвалась с ветки, едва не задев меня по носу своим крылом. Я вздрогнул от неожиданности, отмахнулся, невольно чертыхнувшись. Мой собеседник строго сдвинул брови, погрозил пальцем.
– Больше так не говори.
«Вот только душеспасительных бесед мне и не хватало …» – подумал я с тоской.
Он посмотрел на меня так, словно прочёл мои мысли. Мне снова сделалось не по себе. Я вдруг испугался, что этот странный человек обидится, поднимется и уйдёт, оставив меня одного в моём прогрессирующем помешательстве.
– Извините, – промямлил я, тормоша ворот нелепого одеяния. – Просто мне очень страшно. Я где-то слышал о таком: человек получает удар по голове и сходит с ума. Мне кажется, будто я заблудился во времени и пространстве, что я в странном невозможном мире… Мой настоящий, реальный, где-то рядом, я это чувствую. Я хочу протянуть руку и нащупать его, но не могу… Может быть, вы мне тоже только кажетесь? Нет, вы существуете… Наверное, вы врач, да? Вы носите белый халат и шапочку, и сидим мы в палате какой-нибудь иерусалимской больницы, где всё вокруг напичкано электроникой… Но я этого не вижу… Я хочу вырваться из моего безумия, хочу назад в свой родной двадцатый век, к машинам, пароходам, самолётам, компьютерам… Я верю, что вы – хороший врач. Вы мне поможете?
– М-да, – произнёс он, потеребив мочку уха, и лицо его, утратив былую бесстрастность, выразило крайнюю степень удивления, словно мой рассказ был апофеозом творящегося абсурда.
– Что? – прошептал я, внутренне холодея в ожидании жуткого диагноза. – Тяжёлый случай?
– Нет, – он помотал головой, будто прогонял назойливую мысль, – ничего. Не бойся, – ободряюще улыбнулся, – всё будет хорошо. Но ты должен мне немного помочь. Думай о последней минуте до того, как всё случилось. Вспоминай всё до мелочей. Смотри туда и вспоминай…
Он указал в сторону низкорослых кустов, сквозь которые виднелась у изножья лысой каменистой горы долина, кое-где разукрашенная разноцветными лоскутками не то палаток, не то шатров, мерцающая светлячками костров, опоясанная вдали тонкой извилистой голубовато-оливковой лентой реки – картина, навевающая смутную ностальгию по студенческим турпоходам.
Долина начала быстро преображаться. Исчезли кусты, за ними следом полотняные лоскутки, искорки костров. Гора на заднем плане превратилась в сверкающую витрину, сухая каменистая почва – в отполированную миллионами ног брусчатку. Воздух вокруг наполнился музыкой, гомоном, шумом и смехом, криками зазывал, щёлканьем мыльниц, стрекотом камер… Девчушка-мулатка в белоснежной кофточке на тоненьких бретельках и длинной оборчатой юбке ела мороженое и восторженно смотрела по сторонам. Мимо вихрем пронёсся мальчишка с зажатым в кулаке бумажником. За ним бежал я… Я протёр глаза, открыл рот, но из моей груди вырвался лишь низкий нечленораздельный звук… Я снова увидел террориста. Он стоял напротив сверкающей витрины, пожирая окружающий суматошно-беззаботный летний день диким ненавидящим взглядом.
