Ему теперь вроде уж и Стелла была не так нужна, а вот именно Машка.
Хотя… Не нужна ему ни эта слишком воспитанная Стелла, ни эта слишком самостоятельная Машка… Нелепая история!
Может быть, он напрасно затеял и весь свой эксперимент?
Ну нет. Это уж не напрасно. Ещё многие и многие ребята ему скажут спасибо. И стало быть, он всё должен устроить так, чтоб Стелла довела своё дело до конца. Чтобы потом он, Лёня, мог говорить: «Вот же, был такой случай! Родители тоже разошлись, а ребята действовали под моим руководством и добились».
Ещё многие, многие ему скажут спасибо!
…Жаль, конечно, но что же поделаешь, если нельзя расти без этой подкормки — без родительской любви!
Ваня не сделал по участку и пяти шагов, когда Гора поймал его в свои огромные объятия. Тут они и стояли. Гора обнимал Ваньку и смотрел на вбежавшую, сразу остановившуюся Стеллу. Взгляд у него был укоризненный, и счастливый, и весь измученный. А небо у них над головами раскинулось серое. Но высокое, с проталинами синевы. Так это всё и запомнила Стелла: влажное дерево калитки, полуоблетевшие кусты смородины, горбатое небо и Горин взгляд…
Ваня, который стоял, уткнувшись отцу в живот, почувствовал, что они больше не одни, шевельнулся, чтобы освободиться. И тогда Гора сумел взять себя в руки. Взгляд его стал притушенней, мягче. Он сказал:
— Пойдёмте, ребята, я вас покормлю.
Ваня увидел сестру, ему стало неловко — вспомнил, как говорил Стелле про отца: «Подлец! Ну и подлец!» Сколько же всего было у них, чего другим не положено знать, а им самим не положено вспоминать.
Ваня зашагал вперёд по дорожке — быстро так, нервно. Гора подождал Стеллу, положил руку ей на плечо, и они пошли вслед за Ваней. За эти две недели Стелле приходилось есть самое разное и с самыми разными людьми. То грибные пироги, сотворенные Нининым равнодушным вдохновением, то отцовская, хрустящая и пахучая, и совсем не сытная ресторанная еда. То Машкина курица «под лимонадом». То, наконец, хлеб, варенье, кружка речной воды — еда мальчишек, убежавших из дома.
Теперь она ела обед холостяка. Это была купленная в кулинарии жареная рыба. Название её, как у всех современных рыб, не выговоришь. А внешний вид, как у всякой массовой еды, специфический: вроде с пылу, с жару, а вроде и уже заветрилась. И на вкус она была лучше, чем на вид.
Рыба, хлеб, солонка соли, две головки лука, десяток помидорин — всё было разложено на совершенно свеженькой, только вчерашней… газете!
После еды Гора свернул её со всеми очистками, объедками:
— Иван, брось в печку, — и, повернувшись к Стелле, сказал: — Очень удобно. Как это люди не догадываются!
И тогда Стелла поняла: вот оно, «холостяцкое житьё». Не то чтобы сильно плохо, но как-то на скорую руку — поели, а там и ладно, день прошёл, и слава богу.
Во время еды разговаривали мало, потому что они с Ваней были голодные после школы. А Гора тоже ел с хорошим, как говорится, настроением. Да он и всегда так ест.
Жевали, молчали — осваивались друг с другом.
— Ну, как вы живёте и учитесь, я знаю, — сказал Гора. Он смотрел на них спокойно и серьёзно. Так он всегда смотрел, если принимался говорить про отметки.
На Ваню этот взгляд подействовал. Может, внутри у него заговорил тот самый «голос крови». А на Стеллу нет, не подействовал: «Если ты всё равно узнаёшь, беспокоишься, тогда какой смысл не жить вместе?» И тут же вспомнились слова отца: «Разойтись и оставаться друзьями — пошлость какая».
Ей стало неловко перед Горой и перед Ванькой за это своё предательское воспоминание, и она спросила голосом самой послушной дочери:
— И какое твоё будет мнение? Хорошо мы учимся?
Еду они запивали сладким чаем — по три ложки песка на стакан. Собственно, клади сколько хочешь, но три якобы самая вкусная норма, так их Гора научил. Они ведь давно уж не пили чай по-простому… «по-холостяцки»: сахар в чистом виде считается вредно. Надо или мёд, или варенье, или конфетку хотя бы. А Ваня с одним сахаром совсем, наверно, никогда не пил. Ведь где так можно попить? Только, пожалуй, в походе. Но второклассники в походы не ходят.