— А чего такого-то? — быстро спросила Машка. Она не была особенно тонким человеком. Она была казаком и рубакой: сказано, значит, делай! Чокнулась об Стеллин протянутый стакан и засмеялась.
— Ну и тупо!
— Ладно тебе!
— Да навидался я этих чокальщиков… чокнутых, — Лёня презрительно усмехнулся. — Как будто дело делают! За здоровье, за любовь… А самим просто выпить охота! — Он пригвоздил Машку взглядом. — А тебе что? Выпить охота? Одуреть?
После такой атаки Машка лишь удивлённо и скованно улыбнулась.
— Ладно, — сказал Лёня, — вы давайте доедайте, а потом я с вами поговорю.
Он это сказал вроде бы в шутку. Но и по-серьёзному… Так обычно родители объявляют: «Доедай, а потом…» И в зависимости от этого «потом» ребёнок начинает либо есть быстро, либо, наоборот, сидит над каждой макарониной, словно она длиной со шланг.
Сейчас Машка и Стелла принялись за работу с большим упорством и без особого аппетита. Они уж были сыты. Но оставлять такую еду, чтоб она застывала в ледяные торосы, тоже ведь жалко.
Наконец Машка наколола вилкой последнюю картошечную полоску. Между прочим, это было у неё, Стелла и раньше замечала: она всегда съедала всё до крошки.
Спросила, аккуратно положив вилку:
— Чаю или кофе?
Куда уж тут. Каждый сока с лимонадом набузовался чуть не по два литра. Но Машка ведь первый раз устраивала такой приём. И ей хотелось, чтоб всё было, «как у людей».
— Я бы чайку, Маш… Только немного погодя.
Лёня посмотрел на неё, на Машу, усмехнулся, покачал головой. Но Маша этого не видела — она убирала тарелки. Спросила с достоинством:
— Может, перейдём в комнату?
Видать, она вычитала где-то, что после еды положено переходить в другое помещение… в гостиную, собственно говоря. Но какие там гостиные в наших однокомнатных квартирах! Стелле и тут хотелось поддержать подругу. Да уж очень жаль было оставлять окно со светящимся закатом.
— Если можно, Маш, давай останемся здесь.
Стеллин великосветский тон, по-видимому, вполне удовлетворил Машку, и она столь же великосветски дала своё согласие. А мальчишки, они никогда не понимали таких вещей. Им бы чего попроще и желательно, чтоб из железа — покрепче, и желательно, чтоб выкрашено в яркий цвет — позаметней. Тогда они остановятся, откроют обалделые глаза и скажут с чувством: «Это вещь! Вот это полный хоккей!»
— Ну и чего ты улыбаешься? — спросил Лёня у Стеллы. — Слабо́ рассказать, про что сейчас думала?
— Не слабо́, а просто ты не поймёшь!
Впрочем, она и сама вряд ли словами повторила бы то, что с такой силой и лёгкостью пронеслось у неё в мыслях.
Лёня смотрел на двух подружек, на двух этих москвичек. И они смотрели на него — ждали: обещал «поговорить»!
Лёне хотелось произнести значительное. Чтобы они оценили! Так случилось, что у него не было друзей. Полгода назад он подрался с одним человеком… собственно, дал ему по скуле и ушёл — тот был явно слабее. С тех пор Лёня остался один — в своём классе, в своём посёлке.
А эти девчонки… одна была в него влюблена, другая нравилась ему, но тоже могла бы в него влюбиться — всё зависело от самого Лёни. Эти девчонки ничего про него не знали! И не принимали его умные слова за выпендривание, а его иногда необычное поведение за шутки гриппозного клоуна… Кто виноват, что к нему так относились в родной школе — теперь не важно, теперь не в том вопрос. Лёня, пожалуй, готов был бы кое-что признать. Да никому уже ничего не докажешь, хоть умные вещи говори, хоть сверхумные. Лёня и не собирался! Он был с ними в состоянии то глухой, то открытой войны.
Вся странность положения состояла в том, что Лёня, сумевший поругаться со всем своим классом, может, больше всего на свете думал, как бы облегчить жизнь простого рядового мальчишки и простой рядовой девчонки.
И Лёня знал секрет. Надо было лишь, чтоб его поняли и начали слушаться. За остальное он отвечал.
Иногда, то ли во сне, то ли в мечтах, ему виделся обширный кабинет, куда без конца входят энергичные мальчишки, что-то докладывают, слушают его, Ленины, указания. А он быстро делает пометки на рабочем календаре. В какой-то научной фантастике он встретил такое слово: «координатор». И вот координатором ему хотелось быть. Этой роли он заслуживал!
