Тут, конечно, можно заметить, что каждый хоть раз в жизни хотел навсегда уйти из дому. И это несерьёзно — что уж там говорить.
Но это и серьёзно! Ведь уходишь, когда тебе, пусть на одно мгновение, а по-настоящему плохо.
Таким «по-настоящему плохо» во взрослой жизни бывают иногда заполнены целые месяцы, годы. И эти мгновения твоего сегодняшнего короткого горя как бы зарницы грозных молний, которые прилетели из будущего. Прислушайся к ним, расти, мужайся…
Между тем всё с тою же бессознательной сознательностью Стелла приближалась к своему дому. Наконец у Зоопарка она поняла это и остановилась. За высокой оградой лежал пруд, полный всяких водоплавающих чудес. Она постояла немного, мысленно представляя, как прошла бы к слоновнику и к павильону «Хищные звери». Она хорошо знала Зоопарк. Раз в год бывала здесь обязательно. То одна, то Ванька упросит.
Вспомнив про Ваню, про дом, она поняла, что если сейчас пойдёт туда, уж ни о каком горном ПТУ не может быть и речи. И ещё… Вот странно всё-таки. Она приняла решение, стала самостоятельным человеком, но… Но при этом тайно и радостно помнила, что у неё есть свободные полдня, ночь и ещё завтрашний день: ведь Нина думает, что дочь вернётся только в воскресенье к вечеру!
Так мыслями она уехала в Свердловск, а сердцем осталась дома. А на самом деле стояла в телефонной будке и сквозь стеклянную стену смотрела на столь знакомый зоопарковый пруд. И чудесное чувство вольной свободы овладело ею. Что бы там ни было, а вольной свободы на целые сутки! Далее же поглядим! И стала набирать Машкин номер.
Может, не так уж серьёзно она решила уходить? Да не стоит загадывать!
Что-то обрадованно и облегчённо в ней трепыхнулось. Но со всей строгостью к себе и к жизни она сказала, услышав Машкин голос:
— Будьте любезны, Машу можно?
Так бывает на троллейбусной остановке в часы «пик». Радио объявляет: «Осторожно! Машина отправлена!» Но автоматические двери давно уже заклинило десятками плечей. И сколько ни сердится, сколько ни шумит водитель у своего микрофона, в троллейбус лезут всё новые люди. Даже есть такая шутка. Говорят, что сколько бы пассажиров ни вошло в московский троллейбус, всегда войдёт и ещё один.
Что-то подобное происходило сейчас со Стеллиной жизнью.
События входили, не спрашиваясь и толкаясь. Троллейбусу от такого обращения, может, и не больно, а человек сделан совсем не из железа, терпеть ему трудно.
Однако именно сейчас, в данную минуту, терпеливая Стеллина жизнь получила передышку.
Была тишина. Была уютная Машкина ванная. И было одно из самых простых, но самых приятных удовольствий на свете — тёплая вода, в которой ты лежишь, опущенная по самую шейку. Хорошо! А из всех звуков, что существуют в природе, остался единственный — музыкальный звук падающей воды.
Кран в этом доме, как и во всяком, где нет мужчины, хорошо закрываться не умел. Стелла от души, хотя и немного сонно, пожалела Машку… совсем не подумав, что и сама она теперь точно в таком же положении!
В ванную она пошла, чтобы «смыть загородные грехи». Это так было сказано во всеуслышание. На самом деле она залезла туда отдышаться от стремительности своей жизни. А на самом-самом деле принимать по каждому поводу ванну являлось не только признаком взрослости, но и определённым шиком. О том, что так делают изысканные женщины, Стелла узнала из двух или трёх заграничных фильмов.
И когда она, войдя к Машке, сказала:
— У тебя нельзя ванну с дороги принять? — это было понято и воспринято. А у Стеллы были причины произвести шикарное впечатление.
До чего всё-таки странно устроена наша жизнь! Или вернее будет сказать до чего странно устроена наша душа. Стелла звонила Машке проститься, быть может, на долгие годы. А вышло…
Едва Машка услышала в трубке Стеллин торжественный и мрачноватый голос: «Будьте любезны, Машу можно?», она заорала:
— Романова! Это правда ты?!. — и зашептала змеиным, но не в смысле злобности, а в смысле придушенности и секретности голосом: — Твой этот приехал… Лёня!
— Чего, Маш?
— Ну Лёня! — уже громче прошипела Машка. — Который… Сын лесника!
Господи боже мой! Вот уж о ком она в жизни подумать не могла. Нервно начала улыбаться — хорошо, что Машка этого не видела.
