Гориных слов Стелла почти не слышала, а только дяди Венины, из которых никак не могла понять, о чём там у них беседа. Сплошные: «Ну да… ну это конеш… а куды мы денемся… ну, если так, тогда…» Он был, пожалуй, ещё медлительней Горы.
Лишь однажды Стелла услышала Горино слово: «Пожалуй, в главном ты прав, Вениамин!»
И не успела Стелла удивиться такой неожиданной серьёзности, как дядя Веня вдруг, без всякой секундной хотя бы подготовки, поднял глаза прямо на Стеллу:
— Вот и Стеша проснулась. Молодец! Утро доброе.
— Здравствуйте, дядя Вень, — с перепугу голос её был чужой и хриплый. Ну буквально ворона из-под крыши.
Опять что-то спросил невидимый Гора. Дядя Веня покачал головой:
— Откуда, Горушка! — И Стелле: — Ведь спят ещё там, ваши-то?
Стелла приложила палец к губам, кивнула. Ей не то чтобы действительно жаль было будить Нину или Ваньку. Но жаль было портить утреннюю тишину и утреннюю беседу. Хотелось сверху посмотреть на них, на всю эту картину. Именно одной. Пусть даже она и оказалась рассекреченной… Хотелось кое о чём подумать.
О дяде Вене, например. Как он поднял голову, словно услышал Стеллин взгляд. А ведь это получается не у всех. Только у чутких. Стелла даже специально тренировала в себе способность замечать незаметные взгляды… И потом: как он сразу понял, что Нина с Ванькой спят? Глянул на дом и решил: спящий…
Или уж это она слишком?
Дядя Веня между тем с сомнением и горестью покачал головой, словно опять услышал Стеллины мысли, затем вынул из кармана брусок и принялся за косу. Такой от этого звук происходит — ни на что не похожий: дзык-джик, дзык-дзык.
В их посёлке заведено: кому из дачников какая хозяйка продает молоко, тот и должен разрешать выкашивать свой участок. Их семья отдаёт свою траву тёти Машиной корове.
А у Романовых как раз много травы — сколько участка, столько почти и травы, потому что они ничего не сажают. Раньше, давно Горины родители сажали — остались намёки на грядки. А теперь как-то всё… каждый год собираются, никак не соберутся.
Мама говорит: «Мне картошки вашей не надо. Но три-четыре грядки овощей… Георгий, в чём дело-то?» Гора разводит руками: «А что я могу — подумай! Стрелка — барышня, я — начальник, Иван — лентяй несусветный, у тебя маникюр… Нет, ты скажи мне, кого заставить, и я сейчас же возьмусь за ремень!» Нина поворчит-поворчит, а там уж огородничать поздно. И опять всё лето бушует трава.
Их семья такая траволюбная. А может, это из-за Горы повелось. У них многое из-за Горы. На других участках давно выкосили, у них всё стоит. Но тётя Маша не обижается. Или, по крайней мере, помалкивает. Потому что дядя Веня и Гора — друзья. Они бы сейчас, наверное, не были друзьями, но дело в том, что они друзья детства.
И вот наконец наступает последний срок. И приходит дядя Веня с косой, дзыдзыкает своим бруском…
Стелла тихо спустилась по разговорчивой лестнице, без спроса открыла дверь в Горин кабинет. Гора стоял у окна. Обернулся к ней, кивнул: давай заходи. Сказал дяде Вене:
— Ну что ты телешься-то? Роса просохнет, тогда гляди!
— Очень, Жорик, голова не работает, — и дядя Веня приложил руку с бруском к затылку, словно бы хотел показать, где именно у него голова.
Гора улыбнулся, тихонько подтолкнул плечом Стеллу, словно соучастницу:
— Давай коси. А там, глядишь, найдём, чем поправиться.
— Так чего дробить-то, Егорушка. Поправимся и… пошла вода.
Но Гора решительно покачал головой, и дядя Веня, не выронив больше ни просьбы, взялся за косу.
— Смотри, как работает! — тихо сказал Гора.
И верно! Коса летела свободно, лишь с лёгким присвистом. Трава падала так беззвучно и ровно, будто сама не понимала, что же такое с ней произошло.
Гора снова стал перед своим кульманом, нахмурив лоб, сложив на животе руки. Очень трудно было представить, что они когда-то играли в футбол, дядя Веня и Гора. А ведь играли.
Дядя Веня остановился, снял кепку, крепко вытер рукавом потную лысину. Лицо у него было коричневое, тёмное, а лоб и лысина совсем белые, даже розоватые. И дядя Веня, словно стесняясь, опять надел свою кепку.
И дальше всё косил да косил дядя Веня. И было уже неизвестно, то ли он думал об Горином угощении, то ли нет. А Гора всё стоял перед кульманом, сложив руки на животе. «И только я тут сижу одна да бездельничаю», — подумала Стелла.
