– Надо же, какая пугливая. Наверное, у тебя это первый раз. Ох уж эти светлые, со своей высокой моралью, – Аш забавлялся – ему было весело наблюдать за реакцией неопытной эльфийки.
Решив вернуть девушку к реальности, он коснулся губами высокой вздымающейся груди пленницы. Приподнялся снова к лицу и, касаясь дыханием острого уха, прошептал:
– Не закрывай глаза. Просто смотри на меня. И не бойся, не съем.
Светлая зажмурилась сильнее и вдруг резко распахнула глаза, всматриваясь в янтарный взгляд. Не ослушается. Слишком силен испуг. И что-то непонятное, странное, новое, от чего вспыхивают щеки. Слишком ощущается собственная беззащитность в лапах этого зверя. День, ничем не отличавшийся от остальных, внезапно превратился в ад. Чужой лес, чужое небо, чужак, бесстыдно разглядывающий ее обнаженное тело, распростертое на земле. Его руки, его губы – они, казалось, везде. Было бы легко его возненавидеть, презирать за то, что он делал с нею. Легко, если бы можно было укрыться за болью, – но проклятый насильник и не думал причинять ей боль. Нет, его уверенные умелые пальцы невероятно точно находили чувствительные точки, непостижимо дразня, пробуждая желание. Тари ненавидела свое тело, так быстро сдавшееся под ласками, предающее ее. Он не был груб, и если не считать того, что удерживал ее силой, – был нежен. Одного взгляда в янтарные глаза хватило, чтобы эльфийка поняла самое страшное: в них не было ни похоти, ни животной жажды. Только насмешка. Друид насмехался над ней, над ее гордостью, прекрасно понимая, что делает ее тело податливой игрушкой, тянущейся за запретным удовольствием. И не скрыться за болью. Он околдовал ее.
– Каково оно, когда тело понимает быстрее, чем ты сама, девочка моя?
– Ублюдок! – выкрикнула Тари, не совсем понимая, о чем он говорит, обижаясь на это, и словно в отместку за оскорбление, тело выгнулось дугой, утопая в невероятно остром наслаждении. Оно больше не подчинялось девушке, жило собственной жизнью, плавясь и сгорая в объятиях эльфа, позволяя овладевать им снова и снова. И только насмешка в звериных глазах. Он не наслаждался ее телом, он получал удовольствие оттого, как мечется ее душа, отказываясь принимать происходящее, протестуя против нахлынувших лавиной ощущений. Просто делал ее своей. Как умел. Как понимал это, еще не совсем одичав среди своих волков, но многое переняв от них. И это – тоже.
– Ублюдок, сукин ты сын… за что… за что?
– Не так уж и плохо, когда твоим первым мужчиной становится кто-то опытный, не правда ли? – и снова неприкрытая насмешка.
– Ублюдок… ублюдок… ублюдок, – шептала девушка, глотая слезы. Ей было обидно за насмешку, за то, что она действительно не понимала происходящего, и совершенно по-детски пряталась за злыми оскорблениями. А он всё видел и знал. И наслаждался этим.
– Не самая высокая плата за то, что ты останешься жить, – меланхолично произнес Аш, укладываясь рядом на траве и наблюдая, как девушка сворачивается клубком, пытаясь закрыться от него.
– Зачем мне теперь жить? – рука Тари потянулась по траве, нашарила там кинжал – подарок отца, который всегда носила с собой, и который теперь валялся рядом с разорванной туникой. Крепкая рука друида схватила хрупкое девичье запястье:
– Даже не думай. Если я кому-то оставляю жизнь, то только я имею право ее отнять. Такое у меня правило, – холодно произнес Аш, глядя в глаза эльфийке.
– Да что ты за чудовище такое? Дай хоть умереть, выродок! – воскликнула в сердцах Тари.
– Умереть? В этом мире ты всегда успеешь умереть. Иди и умри. Только нет в этом ни доблести, ни чести. Найди в себе силы жить. Ненавидь меня, убей, если сможешь. Живи столько, сколько потребуется, чтобы стать настолько сильной, чтобы убить меня. Живи и каждый день становись сильнее, чтобы не опозорить того, кто подарил тебе этот кинжал. Чтобы смыть кровью то, что я с тобой сделал, если считаешь, что я совершил что-то плохое, – глаза сумеречника были холодны, как лед.
– Жить, чтобы ненавидеть?
– Не самая плохая цель. Научись ненавидеть, – Аш усмехнулся и накрыл губы девушки поцелуем. Это был самый первый поцелуй. От него.
