* * *
Первым по счету номером, который подвергся обыску, был номер Степана Емельяненко. Пока остальные выворачивали его наизнанку, жилец объяснил, что после утреннего собрания в столовой, проходившего после обнаружения трупа Олеси, он пришел сюда, почистил зубы и принял душ. Немного повалявшись, он оделся в пляжный костюм и вышел на улицу, где какое-то время обсуждал события прошлой ночи в кругу Стеклова, Семенченко и Афиногенова, после чего вместе со всеми направился провожать Коробченко и купаться. В дом он вернулся вместе со всеми и в номер или еще куда-либо не заходил. Шел он с пляжа последним вместе с Викторовым и Шкандыбой, которые могут подтвердить его слова.
Потом были номера Милютиной и Семенченко, в которых, как и в комнате Емельяненко, ничего интересного обнаружено не было. Оба обыскиваемых, каждый в отдельности, поведали примерно то же самое, что и Степан.
Зато в номере Бобкова их ждала удача. Едва Семенченко открыл нижнюю полку в его прикроватной тумбочке, как все присутствующие оцепенели. Лицо самого Игоря вытянулось от изумления, перемешанного с ужасом. Там находился окровавленный тесак. Его лезвие было выплавлено из стали. Длиной оно было не меньше тридцати сантиметров, шириной, в той части, что примыкала к синей плексигласовой ручке, около четырех.
Какое-то время все молчали, а когда первый шок от находки прошел, Изместьев скомандовал:
— Держите его! Свяжите ему чем-нибудь руки, не давайте завладеть оружием!
— Это не я, меня подставили! — отчаянно заорал Игорь и попытался прорваться в коридор, но на него навалились Стеклов, Изместьев, Викторов и Емельяненко. Сзади за шею его схватил Семенченко. Они повалили его на кровать, а Милютина подала главному неизвестно откуда взявшуюся капроновую веревку.
Когда руки Бобкова были связаны за спиной, а ноги чуть ниже щиколоток, запыхавшийся от борьбы Изместьев у нее спросил:
— Откуда у тебя эта веревка?
— Нашла вот тут, в шкафу, — сказала девушка, отодвинув одну из створок единственного шкафа.
— Сейчас я вытрясу из тебя все твое дерьмо, сученок, — не предвещавшим ничего доброго голосом произнес Изместьев, глядя на Бобкова не мигая, как змея на кролика. — Ты пожалеешь, что родился на Божий свет, — добавил он. — Я буду резать тебе пальцы, один за другим, пока ты не расскажешь нам все, от начала и до конца!
— Это не я! — раненым зверем взвыл Игорь. — Убийца не я. Он среди вас, а меня он подставил.
— Откуда у тебя веревка и зачем она тебе была нужна? Отвечай, — замахнувшись, заорал страшным голосом Изместьев.
— Я… я не знаю, — нервно зашепелявил Игорек. — Я же сказал, меня подставили, это не мое!
Пока он лежал лицом вверх на своей кровати и пытался оправдываться, остальные с большим энтузиазмом продолжали обыскивать его комнату и ванную. Искали мобильный телефон, при помощи которого он мог держать связь с подельником.
— Да включите же голову, — продолжал тем временем подозреваемый. — Какой резон мне вас всех убивать? Да и как я бы мог это сделать. Вспомните, ведь первым, кто пошел с пляжа сюда, был наш уважаемый подполковник. Именно он мог предупредить по телефону своего друга на Гавдосе, взять нож, оттяпать трупу башку, принести его в номер к Вере, а нож и веревку подкинуть мне.
— Секундочку, — рывшийся до этого в шкафу Изместьев, прекратил поиски и подошел к кровати. — Ты еще смеешь предъявлять мне такое? — Он был в бешенстве. Остальные тоже невольно остановили поиски и посмотрели на них. — Да, я ушел с берега первым, — зловеще прошипел бывший офицер. — Но, как вы все могли в этом убедиться, за мной по пятам шел судья. А теперь скажите, пожалуйста, Иван Игнатьевич, видели ли вы нечто подобное тому, что утверждает этот, — он кивнул подбородком на Бобкова, — с позволения сказать, человек?
Стеклов подошел к кровати и встал рядом с Изместьевым.
— Полагаю, что настало время расставить точки над «и», — произнес он, — Не скрою, что к вам, Олег Викторович, я отношусь безо всякой симпатии. Более того, я вас подозреваю, как и всех. Но, справедливости ради, надо признать, что за этим человеком, — кивнул он на Изместьева, — я следил больше всех. И не давал ему возможности оказаться вне поля моего зрения. По крайней мере, все сегодняшнее утро.
