Кэкстон повидала немало мерзости. Она видела обезглавленные тела, внутренности и людей, которые были практически вывернуты наружу. Но эта рука была страшнее. Оттого, что она все еще двигалась. Ее пальцы сжимали пустоту. Мускулы предплечья напрягались, тянулись и снова расслаблялись, утомившись. Это продолжалось уже шесть часов, с тех пор, как рука была оторвана от тела беглеца.
— Что это значит? — спросила Кэкстон. Она устала бороться и подумала, что Аркли, как ни странно, может знать об этом. — Как это возможно?
— Когда вампир пьет твою кровь, — сказал он ей почти дружелюбно, — его проклятие проникает внутрь тебя. Оно пожирает тебя, твой труп. Он может заставить тебя подняться и подчиниться его приказаниям, потому что он — это все, что осталось в твоем сердце и сознании. Ты живешь для него. Ты служишь ему. Это проклятие горит внутри тебя и оскверняет тебя. Тело начинает разлагаться быстрее, чем следовало бы. Кожа слезает, словно сброшенный саван. Душа цепенеет от ужаса. Мы зовем их немертвыми. В Европе их привыкли называть безликими.
— Так этот парень был рабом вампира? — охнула Кэкстон. — Я слышала, что у вампиров бывают рабы, но не думала, что если им отрезать руку, она все еще будет шевелиться. В кино этого не показывают.
— Он избавлялся от жертв своего хозяина. Вот почему он не хотел, чтобы его остановили. Он направлялся в лес, чтобы похоронить тела в неглубоких могилах. Настолько неглубоких, чтобы, вернувшись к жизни, они смогли выбраться и начать служить своему новому хозяину. Нужно кремировать тела.
— Родственникам это может не понравиться. Тем более что пока мы не знаем, кто они такие, — покачала головой Кэкстон. — Может, нам удастся поставить стражу в морге или что-нибудь вроде этого.
— Бумажную работу я беру на себя. — Аркли достал из нагрудного кармана многолезвенный «Лэзермен» и принялся разрезать колючую проволоку крошечными кусачками. Довольно скоро он высвободил освежеванную руку. Он прижал ее к груди, и ее пальцы попытались схватиться за пуговицы. Но они были слишком слабы для хорошей хватки.
— Мне кажется, вы собираетесь взять эту штуку и даже расписки не оставить, — сказала Кэкстон, когда он поднялся, баюкая руку, словно домашнего питомца. — Я могу пристрелить вас за вмешательство в официальное расследование. Вам положено быть только консультантом!
Тут он ее услышал. Он не повернулся к ней, не сделал, по правде говоря, ничего особенного, но она точно знала, что он ее услышал. Его тело замерло и тут же расслабилось, будто его отключили от сети. И следующие слова его были словно воздух, вырывающийся из труб умирающей волынки.
— Никто больше не знает, каково это. — Кэкстон и понятия не имела, о чем это он. — Все думают, что знают. Все смотрят эти фильмы, эти идиотские фильмы. Думают, вампиры — это кто-то, с кем можно договориться. На кого можно не обращать внимания. Они не понимают. Не понимают, что мы боремся с животными. С дикими тварями.
— По крайней мере, скажите, что вы собираетесь делать с уликой. — Лора не могла заставить себя назвать это рукой.
Он кивнул и принялся за работу. Словно подключил новую батарейку.
— Возле Домны «Арабелла» есть клиника со всем необходимым. Можете позвонить завтра в три и переговорить с ними о том, чтобы забрать ее обратно, если вам и в самом деле так этого хочется. Мой совет вам — сожгите ее. Но по-видимому, мы с вами не достигли того взаимопонимания, чтобы вы могли спокойно последовать моему совету.
— Дадите номер телефона этой клиники? — спросила она.
— Я вам завтра скажу. Я собираюсь наведаться в Харрисбург, в штаб-квартиру полиции штата. Я хочу, чтобы вы представили туда рапорт, в котором вы повторите комиссару все, что рассказали мне.
Кэкстон была шокирована Если честно, она не понимала, с чего бы это комиссару полиции слушать ее персональный рапорт. Но она не рискнула проигнорировать прямой приказ федерала.
— А пока поезжайте домой. Отоспитесь, увидимся с вами завтра, — сказал он ей.
И ушел прочь, в темноту.
Когда она вернулась обратно к дорожному посту, сержант схватил ее за плечо. Наверное, вид у нее был такой, словно она сейчас упадет в обморок.
