— Возможно, особый представитель Аркли, нам следует слегка притормозить, — предложил Вебстер, — пусть им занимается группа захвата.
Обращение ко мне по званию означало, что он вел запись наших разговоров и хотел зафиксировать свои слова, мол, сделал все возможное, чтобы предотвратить кровавую разборку. Хотя, проще говоря, прикрывал себе задницу. Мы оба знали: Лэрс ни за что не выйдет добровольно.
— Да, ты, наверное, прав, — процедил я, хотя мои нервы буквально звенели натянутыми струнами. Я чуть расслабил руку, держащую пистолет, и со злостью пнул ногой коврик на полу.
Мусорный контейнер разлетелся на куски, и белое пятно понеслось по переулку. Оно столкнулось с нашей машиной, да так, что она перевернулась и встала на бок. Дверь с моей стороны вмялась и придавила к бедру руку, а вместе с ней и пистолет. Вебстер, едва машина грохнулась на все четыре колеса, а нас швырнуло на ремни безопасности так, что лично у меня едва дух не вышибло, все же мгновенно выхватил свой ствол.
Он потянулся через меня и трижды выстрелил. Мои руки и лицо обожгло пороховыми газами. Я чувствовал запах кордита,[1] но ничего не слышал: оглох на добрых полминуты. Окно с моей стороны вылетело наружу, но несколько крошечных осколков стекла застряли на моих коленях.
Я повертел головой, чувствуя себя так, словно был запаян в стекло — видел все нормально, но не мог пошевелиться. Ухмыляющееся окровавленное лицо Лэрса идеально вписывалось в расколошмаченный триплекс. Дождь смывал кровь с его рта, вот только внешность от этого лучше не становилась. Очки были сломаны, черепаховые дужки перекручены, а линзы покрылись паутиной трещин. Одна из пуль попала Лэрсу в правый глаз. Белый студень выплеснулся из него наружу, и я увидел красную кость глазницы. Остальные две пули прошли сквозь крыло носа и правую щеку. Раны были отвратительными, кровавыми и, несомненно, смертельными.
Но пока я смотрел, они затянулись сами собой. Это напоминало бег по ударопрочным мусорным бочкам: сначала они деформируются, а затем за пару секунд возвращают себе первоначальную форму. Клуб белого дыма в пустой глазнице Лэрса сгустился и превратился в новое, совершенно целое глазное яблоко. Раны на носу и на щеке затянулись. Можно было подумать, что эти исчезающие тени — обман зрения. Теперь, когда Лэрс снова был целым и невредимым, да еще и умытым дождем, он медленно снял с носа сломанные очки и швырнул их через плечо. Потом открыл рот и ухмыльнулся. Все его зубы заострялись на концах. Они не были похожи на киношные бутафорские челюсти. В реальности его рот больше всего напоминал пасть акулы, у которой десны в несколько рядов утыканы крошечными ножичками. Он дал нам вдоволь налюбоваться своей пастью, а потом вспрыгнул на нашу машину. Я услышал, как его ботинки застучали по крыше, и вот уже он с другой стороны. Он приземлился, не замедляя бега, и помчался в сторону Либерти-авеню.
Группа спецназовцев появилась на перекрестке, блокировав Лэрсу дорогу. Ребята выскочили из бронированного фургона, четверо агентов были вооружены MP5. На них были шлемы с пуленепробиваемыми защитными щитками и бронежилеты, причем не стандартные, а штурмовые Командовавший ими офицер настоял, чтобы я дал им время усилить снаряжение. «Мы все знаем, во что можем вляпаться, — сказал он мне. — Мы вдоволь насмотрелись фильмов».
Форма и бронежилеты спецназовцев были с ног до головы покрыты распятиями, прикрепленными с помощью термоклея. Распятия были самые разные — от больших резных римско-католических штуковин с окровавленной фигурой Иисуса, до грошовых никелированных крестиков, болтающихся на феньке, которые можно увидеть у любого подростка. Бьюсь об заклад, они чувствовали себя вполне безопасно и уверенно под всем этим хламом.
Лэрс оглушительно захохотал и рванул на себе красный свитер. На его торсе рельефно выделялись мышцы. Белая кожа, безволосая, без пор, обтягивала позвоночник. Без свитера он лишь отдаленно напоминал человека. Скорее — медведя-альбиноса. Дикого зверя. Убийцу людей.
