— Ты неплохой парень, — сказала Армине. — Иначе бы я с тобой не разговаривала.
— Гражина тоже так думает?
— Я никогда не знаю, что же на самом деле думает Гражина. Она очень боится, что её сочтут слабой.
— А ты?
— Я боюсь растолстеть. Кому я буду нужна такая толстая? — Полные губы улыбнулись, а карие глаза были печальными.
— Ты не толстая, ты… крепкая, — сказал Павлыш.
— Это совсем не комплимент. Работай, я не буду мешать. Я ещё немного попрыгаю.
Армине ушла к бревну, а Павлыш начал водить щупом по стенам, проверяя, не отстала ли облицовка.
Потом снова остановился.
Перед Чёрным ящиком. Или копилкой — любое название годилось.
Ящик стоял в углу.
В нём была щель, как будто для монеток, только для очень больших монеток, размером с тарелку. Да и сама копилка была по пояс Павлышу.
Сюда каждый мог перед уходом с «Антея» кинуть что-то на память о рейсе, какую-нибудь вещь, которую хотел послать к Альфе Лебедя. Одни оставляли записку, другие — значок или кассету с любимой песней. Или носовой платок. Или вырезанную из дерева фигурку, или свою фотографию.
Когда «Антей» долетит до той планеты, Чёрный ящик вынесут и закопают там. И пусть никто не узнает, что за привет послал тот или иной его пассажир. Главное, чтобы приветы добрались до цели.
— Сейчас не время рассуждать, чья в том вина, — сказал капитан-2. — Но мы за ночь провели инвентаризацию корабельного хозяйства. Иногда это полезно сделать. Если запасов пищи, с учётом оранжереи и гидропоники, нам хватит надолго, вода в замкнутом цикле также не проблема, то многие нужные припасы на «Антее» подходят к концу.
— Что, например? — спросил Джонсон.
— Например, мыло, — сказал капитан-2.
Это было так неожиданно, что Джонсон хихикнул.
— Сгущённое молоко, — сказал капитан-1, — нижнее белье.
— И многое другое, — заключил фразу капитан-2.
— Пришлют, — прошептал Павлыш Армине.
Армине сама села рядом с ним, Павлышу казалось, что он давно её знает. С ней было легко, не то что с Гражиной. Гражина сидела в стороне и не замечала Павлыша.
— Когда пришлют? — прошептала в ответ Армине. — Мы же не знаем.
— Мы хотим сообщить вам ещё кое-что о состоянии систем корабля. Оснований для тревоги нет, но основания для беспокойства имеются.
Капитан-2 достал жёлтый лист и начал зачитывать длинный список наличности припасов и запасных частей к приборам. Павлыш поглядывал на Гражину, надеясь, что она взглянет в его сторону.
Когда капитан-2 кончил зачитывать список, слово взял капитан-1.
— Мы познакомили вас с положением дел, — сказал он, — потому что мы стоим перед дилеммой. Решение первое: мы начинаем торможение и разворот корабля. Эта операция займет примерно шестьдесят восемь дней, после чего мы сможем двигаться обратно к Земле, придя ещё через двадцать шесть суток к той точке, где мы получили последнюю гравиграмму с Земли.
— Три месяца, — подсчитал Павлыш.
Конечно, можно обвинять Павлыша в легкомыслии, в том, что он недостаточно глубокая натура и судьба великого дела не волновала его должным образом, зато волновали зелёные глаза Гражины, но факт остаётся фактом: только услышав, как капитан холодным и бесстрастным голосом подсчитывает сроки разворота и подчёркивает нужду в экономии, потому что неизвестно, когда восстановится связь, Павлыш вдруг не умом, а внутренне, для самого себя, понял, что и в самом деле «Антей» никогда уже не долетит до Альфы Лебедя, и все поэмы об этом полёте, все книги и воспоминания о нём, все картины и фильмы — всё это напрасно, и усилия тех людей, которые собираются ежегодно на встречу «антеевцев», тоже напрасны, вернее, почти напрасны. Нет, никто не будет отрицать научной ценности полёта. Но было в своё время немало экспедиций к Северному полюсу. И к Южному полюсу. Они не доходили до цели, хотя результаты их подвигов и достижений были велики. А запомнили Амундсена и Скотта — тех, кто дошёл. Потому что если ты объявил Северный полюс целью своего похода, то уж, пожалуйста, добирайся до него.
— Есть альтернатива. — Павлыш задумался и не сразу понял, что это говорит Гражина.
Гражина сказала эти слова напряжённо, будто решилась открыть тайну, которую нельзя было произнести вслух.
