Нужно было, как положено, сгонять за бутылками и тортом. Все придут со своими стаканами, запрут дверь и вернут с лихвой расходы на подарки. Но у Алика денег только на одну бутылку сухого. Он пропустил намек Мили мимо ушей и коллективную поддачу за свой счет просто зажал.
До прилавка осталось всего ничего. Старичок выставил четыре пустых четвертинки и забрал одну полную. Он повертел пальцем головку, проверяя ее неприкосновенность, и сунул пузырек в карман. Продавщица стучала монетой по прилавку, торопя змею.
-- "Гурджаани"! -- выпалил Кравчук, став змеиной головой.
-- Еще чего?
-- Больше ничего.
-- Еще, говорю, чего? Где я тебе возьму "Гурджаани"?
-- Нету? А ведь было...
Кравчук видел в руках у выходящих -- несли.
-- Было да сплыло! Думай быстрей!
-- Тогда это... "Алжирское", -- Алик указал на ряд бутылок с одинаковыми красными этикетками.
Бутылка легла в портфель на галстуки. Кравчук выдрался из магазина и затопал к метро, но на углу остановился у объявлений. Обмен их комнаты в коммуналке на однокомнатную обсуждался давно. Хотя фантастических денег для неофициальной уплаты разницы не предвиделось, Евгения настойчиво искала варианты, и Алик посматривал на щиты.
Ему больше нравилось читать объявления, которые его не касались. Он их запоминал и цитировал. Камиля смеялась:
-- Боже, сколько у нас идиотов!
Евгения сердилась:
-- Делать тебе нечего!
Она была практичной, а это в женщине большое достоинство и огромный недостаток.
Он проглядывал объявления, иногда читал.
"Ребенку требуется няня, говорящая на английском и французском. Жилищные условия имеются. Адрес: Тбилиси, проспект Руставели..."
Языков Кравчук не знает и няней к аристократу в Тбилиси не потащится.
"Киностудии "Мосфильм" требуются монокли, веера, трости, табакерки, фальшивые драгоценности девятнадцатого века".
Фальшивых драгоценностей у Кравчука тоже не было.
"Утеряны золотые часы "Заря" с браслетом -- память о погибшем муже. Нашедшего прошу звонить для получения благодарности".
Часов Кравчук в последнее время не находил, а нашел бы -- продал, чтобы раздать долги.
"Студия клоунады при Московском государственном цирке объявляет набор. Прием до первого марта".
Альберт хмыкнул, что-то теплое вспыхнуло в сознании. Он переложил портфель с тяжелой, как бомба, бутылкой "Алжирского" в другую руку, еще побродил глазами вдоль щита. Все меняющиеся почему-то предлагали худшее и хотели получить лучшее, а ему надо было, чтобы хотели наоборот. Попадись сейчас подходящее, Евгения воскликнет:
-- Ох! Самый лучший подарок к твоему дню рождения!
Зря квартиры не разыгрывают в спортлото. Хотя и глупо играть с государством в азартные игры (мы все-таки экономисты и соображаем кое-что), но ради ничтожного шанса обзавестись отдельной квартирой Алик билетики бы покупал. Не соображает государство, как бабки делать, а могло бы...
Он уже стоял сжатым в метро и ехал на свою Преображенку. Надо было бы выйти на Дзержинской, заскочить в "Детский мир" и купить подарок Зойке, но он протолкается битый час и все равно ничего не купит: это не игрушки, а утиль.
Голод торопил домой. Но на пересадке у эскалатора был затор, как всегда в часы пик. Алик еще лет двадцать назад читал, что скоро в Москве будут монорельсовые дороги и воздушные такси. Он проглотил голодную слюну.
2.
Ключ заело в скважине замка, который давно надо было заменить. Евгения выбежала в коридор.
-- Режь хлеб, все готово!
Держа вымазанные руки на весу, она чмокнула его в щеку. Значит, помнит. И соседей дома нет. Их часто нет, блаженство. В коридор выкатилась колобком Зойка.
-- Заяц, не подходи, я холодный. Новости в школе?
Зойка прыгала вокруг на одной ноге.
-- Одна новость отличная и одна посредственная.
-- За что посредственная?
-- За устный счет. Нас по очереди директор проверял. Мама говорит, я замедленная, как ты!
-- Я? В семье два экономиста, а дочь не умеет считать.
Алик протянул ей бутылку.
-- Тяжелая, не урони.
По случаю отсутствия соседей они выпили и ели картошку на кухне. Картошку они ели всегда, только способ приготовления менялся. Потом Евгения отнесла Зойку спать. Альберт хотел налить еще.
