Тридцать седьмое полнолуние - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

«Похоже на гусеницу», – подумал Ник, глядя на карту.

Но почему оно на востоке? До границы оттуда почти две сотни километров.


Помнил автобус.

Пахло бензином и горячей резиной. Гудела земля, обожженная полуденным солнцем. Из перевернутой корзины выкатились абрикосы, валялся раскрытый чемодан. Ника пихнули в автобус силком: втиснули в толпу, и она внесла его в двери. Возле локтя мелькнула головенка в панамке. Истошно кричала женщина. Плакали ребятишки. Под раскаленным железом, в тесноте, казалось невозможным дышать.

Там, в глубине салона, были те, кого Ник отчаянно хотел увидеть, но он вцепился в поручень. Нет, он должен остаться! Должен выйти из автобуса.

– Наляг! – крикнули снаружи. – Тут еще дети!

Охнула толпа. Надавили, и оторвало от поручня. Затрещала футболка. Ник попытался протиснуться к окну. Там не было стекол – воздух! вдохнуть! – но люди старались держаться от них подальше, опасаясь вывалиться. Ник ухватился за пустую раму. Он успел увидеть площадь, перегороженную перевернутыми киосками и скамьями.

А потом громыхнуло.

От удара по спине и затылку потемнело в глазах. Тишина – такая, словно весь мир исчез, – оглушила.

Автобус горел. Ник лежал на земле, усыпанной раздавленными абрикосами и чем-то красно-черным. Видел языки пламени и как беззвучно полыхнул стенд с расписанием рейсов. А еще видел мужчину в летней пестрой рубашке и парусиновых брюках. Поверх рубашки был надет бронежилет, но мужчину он не спас – стесало затылок. Пальцы со сбитыми костяшками касались автоматного приклада.

Лица убитого Ник разглядеть не мог. Повезло, теперь не приходилось гадать: а если это был отец?


Комиссия приехала в четверг. Мальки, вернувшиеся из школы раньше, видели, как прибыл автомобиль с правительственной эмблемой. А чуть позже примчался спортивный «Янгер» серебристого цвета – хищный, обтекаемый, с тонированными стеклами. Под взглядами потрясенных мальков он круто вписался в поворот и замер у центрального входа. Открылась дверца, и появился старик. Самый обыкновенный, морщинистый, седой, в неброском костюме. Встречать его вышел лично директор. Он непривычно суетился и даже порывался поддержать старика под локоть. Тот, однако, не дался.

«Янгер» обсуждали за обедом и в спальнях, в учебках и в туалетах. Восхищение мешалось с обидой: ну почему такая шикарная тачка досталась этому старому хрену? Зачем ему «Янгер»?!

Хорошее получилось развлечение – для тех, у кого не было «королевской квоты».

Ника вызвали пятым.

Стул стоял в центре комнаты, в нескольких метрах от стола, накрытого бордовой скатертью. За столом сидели двое незнакомых мужчин, похожих друг на друга, директор и женщина. Еще один, пожилой, пристроился с торца. Ник глянул мельком: седые, коротко стриженные волосы, темное от въевшегося загара лицо. Тот, с «Янгера»? Интересные, однако, встречаются чиновники социальной службы.

– Садись, – велел директор.

Ник – как обычно перед комиссией – не знал, куда деть руки. Положил их на колени.

– Николас Зареченский, шестнадцать лет. Восьмая параллель, один год пропустил по болезни, – представил директор. – В последнее время поведение Зареченского вызывает у нас тревогу, но, принимая во внимание общую картину успеваемости и несомненные способности как в точных науках, так и в гуманитарных, я рекомендую продолжить для Зареченского обучение в Невейской гимназии. Конечно, записав соответствующее предупреждение в личное дело.

Директор говорил, как перекатывал круглые камешки.

– Простите, но я ознакомилась с документами и удивлена, – вмешалась женщина. Она открыла картонную папку с фотографией Ника на обложке. – Тут указано, что у мальчика ретроградная амнезия.

«Меня здесь нет», – сказал себе Ник, глядя поверх голов.

– Совершенно верно, – подтвердил директор. – Николас не знает, кто он и кто его родители, где он жил – в Арефских землях или, может быть, приехал туда на каникулы. Но в остальном его память не пострадала. Заметно, что, до того как мальчик оказался у нас, воспитанием его занимались и образование, которое ему давали, превосходит средний школьный уровень. Николас неплохо разбирается в живописи, классической литературе, владеет фралейским и в некоторой степени латейским языками.


стр.

Похожие книги