Кашель прошел. Ник повис на подоконнике, обессиленный. На лицо оседала морось. Облизнул губы, и вкус дождя приглушил кофейный запах.
Значит, Микаэль Родислав Яров.
За влажной пеленой двигались темные силуэты деревьев. Прогудел теплоход – ветер принес звуки с Лады. Ник протянул руку, точно проверяя мир на прочность. Серая морось подалась, пропуская. Пальцы коснулись тополиной коры. Она крошилась, деревья в парке были старыми. Ник с силой провел ладонью вниз, но не почувствовал боли, только дышать стало почему-то легче.
Отряхнул руки. Нужно идти.
Возле спальни его перехватил дядя Лещ. Посмотрел с тревогой.
– Ты как?
– Нормально.
Воспитатель протянул новенький рюкзак с блестящими пряжками.
– Собери личные вещи, а из учебки мы потом перешлем, что у нас по учету не проходит.
Ник кивнул.
В спальне попахивало куревом. Умиротворенный Гвоздь стащил из-под подушки книгу и читал с середины.
– Хренотень какая-то, – сказал он, увидев Ника. Прищурился на рюкзак. – Началась раздача новогодних подарков? Рановато!
Ник открыл тумбочку. Что ему собирать? Казенные трусы? Вот стопка книжек – его, личные. Кружка с рисунком: кораблик на фоне Морского собора. Ремень поприличнее тех, что выдавали в приюте. Коробка кускового сахара. И все.
«Рафинад» Ник перекинул на соседнюю кровать.
– Денис, я уезжаю.
– Опа. И куда же?
– Родственники нашлись.
Гвоздь окинул его взглядом и сказал уверенно:
– Гонишь! Колись, эти суки «квоту» сняли?
Ник мотнул головой, потом спохватился:
– Не знаю. Я ж теперь вроде… ну…
– Коня е… – зло оборвал Гвоздь. Кажется, он поверил. Сел на кровати, пнул рюкзак. – А ниче, видать, обеспеченные родственнички. Ну и как же тебя зовут, Немой?
Лицо у Гвоздя перекосилось, ясно виднелся под нижней губой шрам.
– Микаэль Яров.
Ник поднял рюкзак и пошел к двери.
Гвоздь обматерил его в спину.
На подъездной дорожке стоял «Янгер». Рядом застыл директор под зонтиком.
– Рюкзак можешь положить на заднее сиденье, – сказал новоявленный дед, он уже сидел на водительском месте.
Ник открыл дверцу, чувствуя, как следят за ним любопытные малыши – они облепили окна на первом этаже, и дядя Лещ с Капой даже не пытались их отогнать.
– Я надеюсь, что пребывание у нас ты будешь вспоминать с теплотой и благодарностью. – Директор схватил Ника за руку и потряс, а сам при этом смотрел на полковника.
– Непременно.
– Тебя и твоего деда мы рады видеть у нас в гостях…
– Не забудь пристегнуться, – скомандовал Леборовски, поворачивая ключ в замке зажигания.
– До свидания, господин директор.
Ник опустился на сиденье. Ремень сразу же попал под руку, щелкнул замком.
Машина резко стартовала, сторож в брезентовом плаще едва успел развести створки ворот. В плотном потоке, казалось, не было места даже велосипедисту, но «Янгер» легко втерся на крайнюю правую полосу и тут же перестроился влево, наращивая скорость.
– Ты извини, но у меня мало опыта в общении с детьми, – сказал Леборовски. – Воспитанием занималась Кристи. Я все больше мотался по гарнизонам.
«Янгер» перемахнул через Ладу и двинулся в исторический центр.
– Кристина, твоя бабушка, умерла семь лет назад, – уточнил Леборовски.
Туристический автобус перекрыл улицу, пытаясь припарковаться у Старого музея. «Янгер» свернул, уходя на Большую Корабельную.
– Как мне вас называть?
Леборовски покосился на него.
– Как тебе удобно. Можешь дедом, можешь Георгом.
Ник думал, они остановятся возле одного из Корабельных особняков, но «Янгер» снова повернул.
Машина вырвалась из города на Дачное шоссе. Тонкие высокие сосны по обе стороны дороги слились в сплошную полосу. Мелькнул полицейский пост, и сразу за ним показался съезд, перекрытый шлагбаумом. «Янгер» нырнул под него прежде, чем тот успел до конца подняться.
Узкая улочка была пустынна. За глухими заборами виднелись деревья, кое-где просвечивали мокрые от дождя крыши. Ник заметил пару камер наблюдения.
«Янгер» вкатился в распахнутые ворота – железные створки тут же начали смыкаться – и медленно поехал к двухэтажному особняку. Слышно было, как шуршит под колесами гравий. Сквозь тонированные стекла Ник видел черные массивы кустов, за ними проступали силуэты деревьев. Проплыла белоснежная крыша беседки – колонны, что поддерживали ее, растворились в дожде.