— Она его очень ждет, да?
— Так ждет, что передать невозможно. Говорит: вот-вот должен приехать. А он все не едет и не едет…
— Интересно-о… — прошептал я.
— Саша, хочешь я тебе дам почитать эту тетрадку? — предложил Павка. — Там дальше еще много интересного. И про школу, и про учителей тоже есть… Хочешь, дам? Только на один день, не больше.
Мог ли я отказаться! Я взял тетрадку и пошел в лагерь, потому что пора было ужинать.
…Было уже очень поздно. Во всех комнатах нашего лагеря замолкли голоса. А шум прибоя в тишине слышался так отчетливо, как будто волны били прямо к нам в окно. И еще где-то далеко-далеко гармошка играла все время один и тот же мотив.
В окно глядела луна, такая круглая, будто она была не настоящая, а где-нибудь над сценой, в театре. От луны в комнате было совсем светло.
Я тихо достал тетрадку и стал ее перелистывать.
Вдруг кровать Андрея скрипнула.
— Сашка, хватит тебе шелестеть! Спать мешаешь! — сердито прошептал Андрей.
Но я чувствовал, что на самом деле он вовсе не сердится, а просто хочет заговорить со мной.
— А я тихо шелестю! — тоже сердито ответил я.
— «Шелестю»! Такого слова нет, — усмехнулся он. — Эх, грамотей!
— Мне некогда слова подбирать: тут такая тетрадка интересная!
— Ну да, интересная! Не верю! — сказал Андрей.
— Ну и не верь! — ответил я, а сам испугался: вдруг он кончит ворчать и заснет! Мне хотелось продолжать разговор: ведь так побурчим-побурчим себе под нос, да и помиримся. — У меня очень интересная тетрадка! — еще уверенней сказал я.
— Ну да! Не верю! — повторил Андрей.
Тогда я собрался с силами и сказал:
— А ты посмотри — и сам убедишься!
Мне показалось, что Андрей очень обрадовался моему предложению. Он вскочил с постели и подбежал ко мне:
— А ну-ка, покажи! Чего уж там такого особенного в этой тетрадке?
Мы подошли к подоконнику — там было светлее.
— Это тетрадь сына старшей сестры санатория, — объяснил я, не глядя на Андрея. — Он куда-то уехал далеко-далеко… А это вот, значит, его тетрадка… Тут он про мать свою пишет. А дальше про школу…
— Любопытно! — сказал Андрей и почесал затылок: «побрел за мыслями».
Ничего особенно любопытного в моем сообщении не было, но ему просто не хотелось ложиться обратно в постель, а хотелось помириться со мной. Я же хотел этого еще в сто раз больше!
— Вот читай отсюда, — сказал я.
— «Когда Лешку Куроптева выдвинули в совет отряда, — зашептал Андрей, — я встал и отвел его кандидатуру. Ребята не понимали — почему. А я сказал, что он дома орет на свою мать и что я ему из-за этого вообще не доверяю. Бородач поддержал меня и все…»
На этом месте Андрей остановился и стал перечитывать последнюю фразу. Он перечитал ее раз пять, не меньше. Лицо у Андрея побледнело и стало каким-то сумасшедшим. «Может быть, от луны?» — подумал я. Да нет, и глаза у него бегали как-то ненормально. И лоб он вытер рукой, словно был полдень и страшная жара.
— Что с тобой? Что случилось? — испуганно спросил я.
— Разве ты не узнаешь? Разве ты не видишь? — буквально задыхаясь, спросил Андрей. — Круглые буквы! И Бородач… Бородач, которого мы никак не могли отыскать!
Он поспешно захлопнул тетрадку и прочитал то, что было написано на ее обложке: «Тетрадь по физике ученика седьмого класса «А» Вани Алексеева».
— Ваня Алексеев! — прошептал Андрей. — Ваня Алексеев!.. Вот они, инициалы «В. А.», которые мы тоже не могли расшифровать!.. Бежим скорей!
— Куда бежим? — не понял я.
— В город! К тому самому месту!.. Проверим!..
— Да ведь уже поздно. Нас никто не пустит.
— А мы и спрашивать не станем. Это же такое дело, такое дело! Прыгай в окно!
Мы как были босиком, в трусах и майках, так и выпрыгнули во двор. И помчались в город.
Андрей быстро отыскал тот самый разрушенный дом: он, оказывается, много раз приходил сюда один, тайком от нас всех.
Луна светила вовсю, и было светло как днем. Андрей раскрыл тетрадку, и мы стали сличать почерки.
— «К партизанам мы пробиться не смогли. Но одну фашистскую баржу все-таки потопили!» — прочитал Андрей. А потом прочитал другое: — «Когда я был маленький, я всегда очень боялся всяких болезней. Но не из-за себя, честное слово! А из-за мамы…» Конечно! Тот же самый почерк! — уверенно сказал Андрей. — И как это ты, Сашка, не обратил внимания? Эх, легкомысленная твоя башка!..
