вчера.
- Все работает как часы, - вздохнул я.
- У тебя бы так работало, я может тебя и потерепела бы.
- У меня и так работает! - Я неожиданно вспомнил про суккубу. - Но что
касается тебя, то лучше чтоб ничего не работало.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ничего.
- Дурак.
- Вот только назови меня козлом! - я покрутил дулом у ее сердца.
- Стреляй! - крикнула Катя. - Ну, давай! - Она рванула платье.
Полетели пуговицы. Одна пуговица отлетела мне на штаны. Из разорванного
платья выскочила Катина белая грудь с темными большими сосками.
Свобода Франции на баррикадах
Делакруа нарисовал.
Я неожиданно почувствовал страшнейшее возбуждение, какое иногда охватывало
нас с Катей в те времена, когда мы были с ней еще счастливы.
У Кати увлажнились глаза и она машинально дернула платье еще раз. Ее тело
обнажилось до пояса.
Я отбросил пистолет и кинулся на нее.
И Катя кинулась на меня, не забыв высунуть руку с пультом из окна машины и
выключить освещение гаража. И только слабое зеленое свечение индикаторов
на панели управления слегка освещало теперь наши возбужденные тела.
Из приемника доносилась психоделическая музыка "Пинк Флойд". В этом
зеленоватом полумраке причудливо переплетались тени, следуя за нашими
резкими движениями. Наши движения напоминали стреляющий пулемет ПКТ.
- Огонь! - закричал я и отвалился на спинку сидения.
- Не ори так, - сказала Катя взволнованным запыхавшимся голосом. Я,
между прочим, не одна живу.
- Как это понимать? - спросил я, застегивая ремень.
- Очень просто, - сказала она, прикрывая разорванное платье широким
платком с красными цветами. - Ты - скотина.
- Сама хороша.
- Тебя никто не просил набрасываться на меня, как орангутанг!
- Кто еще на кого набрасывается... Скажешь своему, что я твой двоюродный
брат, приехал из Ашхабада.
- У меня нет никого в Ашхабаде.
- Тогда из Ташкента.
20
Мы вышли из машины и пошли по лестнице наверх.
В гостиной сидел за компьютером рослый мужчина в очках.
- Здравствуй, Сергей, - сказала Катя.
Мужчина повернулся к нам.
- Сергей, - продолжила Катя, - это мой двоюродный брат из Ташкента.
Я протянул руку Сергею:
- Иван Абрамович, - представился я, - Казбеков.
- Вы узбек? - спросил мужчина, поправляя очки.
- А вы?
Повисла неловкая пауза.
- Вы оба не узбеки, - выручила нас Катя. - Вы русский и еврей. Давайте
пить чай.
Мы прошли в кухню. К своему удивлению, я увидел на стенах устаревшие
зеленые африканские маски. Я не поверил своим глазам. Я не верил, что
Катя, несмотря на свою умственную недоразвитость, могла повесить на кухне
такое убожество. Я повнимательнее присмотрелся к очкарику.
Какое дегенеративное лицо, подумал я, - низкий лоб, узко поставленные
заплывшие глаза-щелочки, сломаный большой нос, выдвинутая нижняя челюсть,
короткая шея с цепочкой, бритый затылок, усики щеточкой.
Видимо, перехватив мой взгляд, Катя сказала:
- Да! Да! Эти маски привез из Африки Сергей.
- Вы что, моряк? - спросил я субьекта.
- Да. Капитан дальнего плавания.
- Какого ранга?
- Капитан второго ранга Сергей Исаакович Гитаркин.
- Как фамилия? - переспросил я.
- Гитаркинг, - поправился тот.
Так я тебе и поверил, - подумал я, - что у тебя такая интеллигентная
фамилия. С таким-то барельефом!
Мы уселись за стол.
- Кому какой чай? - спросила Катя.
- А откуда я знаю, какой у вас есть, - сказал я.
- Есть индийский и китайский, - сказала Катя.
- Индийский индийскому - рознь, - сказал я.
- Какой ты капризный, - Катя сделала паузу, - ... двоюродный брат.
- Какой есть... Ты можешь ответить - индийский со слоном или без? я
приложил руку к груди и наклонил голову.
- Без слона.
- Давай, все равно, индийский.
- А мне прошу-с коньяку, - сказал мнимый Гитаркинг.
Ага! - подумал я, - Все ясно!
- Тогда и мне налей коньяку, прошу-с стакан с подстаканником с надетым
лимончиком и с карамелькой.
- Не треснет ли морда двоюродного брата? - спросила Катя.
- Катя, - Гитаркинг посмотрел на Катю, - что подумает двоюродный брат о
нас у себя дома, когда приедет? Он подумает, что мы жалеем налить коньяка
и повесить лимончика. Дай же дорогому двоюродному брату лучше все, что он
