Выбираться из теплого кокона не хотелось, но семья для Марины всегда была на первом месте, да и сон не давал покоя.
— Угу, — промычала она, прижимая плечом телефон к уху и одновременно пытаясь нащупать запропастившиеся тапочки.
— Вот и хорошо, солнышко мое. Ждем через час.
Марина, все-таки отыскала пропажу и, натянув двух больших пушистых зайцев, прошаркала в ванную, хлопая по полу их большими ушами. Холодная вода быстро привела ее в чувство, смывая остатки сна. Завязав свои русые волосы в конский хвост, и слегка подкрасив губы блеском, она кисло улыбнулась своему отражению.
— Свежа, мила и абсолютно бесперспективна, — говорила она себе из зеркала.
Опять вспомнился ее сегодняшний казус на работе. Никакая внешность не поможет, если она всякий раз от безобидных предложений сходить в кино, кафе или просто прогуляться будет шарахаться как взбесившаяся лошадь. Умом Марина все понимала, но вот тело подчиняться разуму отказывалось.
Она сознавала, что таблетки здесь не помогут, кому нужна моль бледная с вечно притупленными эмоциями. Ей нужно справиться без них, она и так слишком долго находилась под колпаком. Но вот, что странно Марина не могла четко вспомнить, почему ее начали пичкать этими лекарствами, просто один препарат заменяли другим, делали ненадолго перерыв, а потом снова возобновляли «курс лечения». От чего ее лечили, она не помнила, мама говорила, что в детстве у нее часто случались психические срывы, а препараты помогали урегулировать ее чрезмерную возбудимость. Как бы там не было, но за все годы учебы в школе и институте ее ничто не отвлекало от занятий, потому как веселые неугомонные сверстники чурались меланхоличной заумной особы.
Марина всегда гордилась своими успехами, а вот теперь… теперь поняла, что вся ее жизнь это замкнутый на семье круг, ни друзей, ни подруг, лишь хорошие знакомые и те появились уже после того, как она устроилась на работу и наконец-то по настоянию Екатерины Сергеевны перестала принимать препараты, хотя мама была против.
Тяжело вздохнув, она пошла одеваться.
* * *
Жасмин отключила телефон и обессилено уткнулась лбом в прохладное стекло окна. Ее мутный устремленный во двор взгляд, не замечая прелести майского дня, высматривал хрупкую фигурку дочери. Женщина понимала, что это бессмысленно, поскольку Маришка только положила трубку, и сможет подойти не раньше чем через полчаса. Но скрюченные окостеневшие пальцы отказывались отпускать подоконник.
Весь день ее мучило нехорошее предчувствие, и как она не отмахивалась от него, оно не собиралось отпускать ее из своих клешней. Даже обзвон родных не успокоил разыгравшееся воображение, заставляя все внутри сжиматься от холода.
Заботливые руки обняли ее со спины и нежно притянули к крепкому телу.
— Цветочек, перестань изводить себя. С Маришкой все нормально, скоро она будет здесь, и ты сможешь в этом убедиться, — ее взгляд встретился с мягким светом глаз мужа в расплывчатом отражении тонированного стекла, его руки сильнее сжались на ней окутывая коконом тепла, — вот увидишь все будет хорошо, мы вместе, а значит справимся со всем, как всегда.
Жасмин с трудом разжала пальцы и, развернувшись, уткнулась носом в рубашку мужа, впитывая вместе с его таким родным ароматом, уверенность. Если бы можно было отмотать время назад, наперед зная все, с чем им придется столкнуться, то и тогда она не сделала бы другого выбора. Он был прав, вместе им всегда удавалось справиться с невзгодами, так почему сейчас должно было быть иначе. Хотя иногда закрадывалась крамольная мысль, не будь их дети такими разными, может и не было необходимости во всех их ухищрениях.
— Коленька, мне так трудно сдерживать себя. Сейчас все по-другому не так, как раньше. — Его руки успокаивающе гладили ее по спине, снимая напряжение, и забирая обжигающее безумие.
— Просто, ты никак не привыкнешь, к тому, что наши девочки выросли и стали самостоятельными. Пойми, если мы будем и дальше удерживать Марину возле себя, то только навредим ей. Девочке нужно вздохнуть полной грудью, расправить крылья, найти себя. А наша опека, ее душит.
