режимщику. Тот стал необыкновенно серьезен, позвонил куда-то, таинственно заговорив :"...Да, говорит, имел ! К восемьсот девятому не могу его
допустить, а весь отдел на нем...Можно к вам зайти ? " Он , не глянув на Сергея, попросил его подождать в кадрах, вышел, положив Сергееву
писанину в папку.
Сергей нахально передал 'своей' кадровичке, что, вероятнее всего, его не примут на работу из-за контактов с иностранцами, вызвав у той краску и раздражение: "Вы к нам распределены и обязаны отработать три года по законодательству!.." Сергей потом не раз записывался на прием к заму по кадрам с одним и тем же вопросом, как сделать так, чтобы уйти. Зам, обликом схожий с Кальтенбруннером, с брезгливой жалостью во взоре, небрежно отвечал всякий раз : "Вы работаете по специальности !". Переждав, пока Сергей сформулирует следующую фразу, говорил опять :"Вы работаете по специальности ! Вам делать нечего, что вы меня отрываете по всякой ерунде ?" Однажды Сергей не сдержался и, как мог презрительно, заметил : "Я имею право спрашивать о чем угодно, а вы...обязаны мне объяснить !" После чего встал, отшвырнул стул и вышел. Уже в коридоре он услышал, как с шумом открылась за спиной дверь.
Зам, высоченный, с красным лицом стоял в двух шагах от Сергея : "...Ты что себе позволяешь ?.." Сергей завелся : "Ты мне не тычь !" и, закинув голову, не отрывался взглядом от выкатившихся от
гнева зрачков. Тот чуть придвинулся, и Сергей, почувствовав удивительное спокойствие, спросил : "Может подеремся ?" Зам овладел собой и ушел, покачиваясь на длинных ногах, в кабинет. Сергей даже не обратил внимания, были ли рядом еще люди, громко вздохнул и, чуть-чуть трясясь, отправился домой.
Работа состояла в вычерчивании за кульманом каких-то схем, вероятно, очень необходимых, но от
вида которых Сергея разве что не тошнило. Контора была весьма охраняемым объектом, что осложняло просто выход наружу даже во время обеда, уже не говоря о том, чтобы сбежать пораньше. Начальник отдела, осведомленный о последней аудиенции Сергея у зама по кадрам, напрочь отказался вести какие-либо разговоры 'о перемещениях кадров' :"В отделе не хватает людей,
а у меня слишком много работы, чтобы няньчиться с вами!" Сергей не имел на примете никакого другого места, но сама обстановка несвободы угнетала. Он частенько выписывал себе по выдуманным причинам, обычно 'по семейным обстоятельствам', увольнительные, покидал свое рабочее место и с удовольствием шел по улице, заходил в кондитерскую, в книжный магазин и возвращался домой позже, чем обычно после финального звонка в пять пятнадцать в Конторе, внутри которой, как он знал, за несколько минут
собиралась у проходной очередь из людей, жаждущих добежать до раздевалки первым, получить пальто и скорее, на улицу, вон !
Сергей все-таки разыскал внутри Конторы отдел, дававший относительную свободу - патентный. Начальник отдела маленький Кир Михайлович, молчаливый, едкий, с которым Сергей переговорил в течение пяти минут, за неделю 'оформил' Сергея к себе. Сергею было раздолье - патенты на
всех возможных языках, местные командировки в Инженерный замок, в которые можно было отправиться к десяти утра. Сергей еще не осознавал, что нет другой жизни, кроме работы, поэтому он так торопился завершить каждый рабочий день. Но будни становились светлее.
И также буквально, потому что кончался январь. Изменялись и 'семейные обстоятельства'. Как бы невеста Марина аккурат в самое темное время года прямо спросила Сергея, как он собирается объяснить ее родителям, что он так долго ходит к ней. Сергей смутился, попытался напомнить ей, как он не так давно сам предлагал ей пожениться. Марина сидела прямо, обхватив руками грудь, прямым немигающим взором, слегка наклонив голову с копной вющихся волос, и ждала. Сергей подбирал слова. "...И когда ты собираешься на мне жениться?" - ее карие глаза были строги. Сергей ответил, что сейчас он не собирается. Небольшой Маринин подбородок очертился тенью. Глаза ее не опечалились, а затаили хищный прищур. Сергею расхотелось о чем-то еще с ней, разговаривать, он распрощался и ушел. Марина не вышла в переднюю его проводить.
