– Которые тута хворые, теих с врачами велено адмиралом пущать до берега, штобы попаслись на травке…
Зиновий Петрович решил повидаться с Фелькерзамом, любезно пригласив с собою на «Ослябю» и Коковцева.
– Дмитрий Густавович, – начал он разговор, – Небогатов со своим хламом будет хватать нас за пятки, его антикварное старье лишь помешает нашему прорыву на Владивосток, который и без того потребует от нас немало крови… Это не подкрепление, а лишний камень на шею! Срочное движение вперед – последний шанс. Я снимаю эскадру первого января. Предельный срок. Нельзя ждать… ждать больше нельзя! Все.
– Зиновий, ты уйдешь, а… Небогатов?
– Да кому он нужен здесь? Пошел он к чертовой матери!
Фелькерзам утопал в глубоком кресле салона.
– Крейсерам необходим ремонт. Две недели.
– Димочка, – сказал флагман старший флагману младшему, – мы знаем один другого не первый год. Выслушай меня. Того под Порт-Артуром уже так раскатал свою артиллерию, что снаряды в его пушках болтаются, как нога младенца в валенке взрослого человека. Ему, конечно, потребуется замена орудийных стволов и безусловная чистка засоленных котлов. Мы сейчас форсируем машинами через Индийский океан, не жалея отставших и аварийных, – только вперед на прорыв! Это единственная гарантия хоть какого-либо успеха в нынешней ситуации.
– Зиновий, – отвечал Фелькерзам, – о чем ты хлопочешь? Любое движение эскадры на Восток – еще один шаг к гибели. Не о себе же думаю – о других. Не хватит ли авантюр?
– Возвращаться? – спросил Рожественский.
– Да…
Рожественский резко повернулся к флаг-капитану:
– Оставьте нас одних. Можете повидать сына…
Коковцев не видел Гогу после бункеровки в Дакаре.
– В твои годы, – сказал он сыну в каюте, – я проходил этим же путем, но тогда, сознаюсь, жара переносилась легче.
– Есть банка пива. Еще с Дакара. Хочешь, папа?
– Дай. У меня сердце колотится от духоты. Помню, что под брамселями мы давали одиннадцать узлов…
– Ха! А сейчас, в век пара и электричества, эскадра ползает хуже черепахи – пять – семь узлов.
– Скажи спасибо адмиралу, что щадил броненосцы на экономичном режиме хода, иначе мы бы не вылезали из поломок в машинах. Или не знаешь, как Бибишка формировал эскадру, желая поскорее выпихнуть нас из Либавы?… Негодяй!
– Он и выпихнул, папа. Но в Ревеле нам поставили оптические прицелы, не обучив с ними работать, а на мостике торчит дальномер Барра и Струда, который дает не дистанцию до цели, а точно показывает цену на дрова… Кто виноват, папа?
Коковцев не успел ответить: раздались свистки вахты от забортного трапа – Рожественский уже садился на катер, но тайну своей беседы с Фелькерзамом он никому не выдал. Однако в нем что-то переменилось, он сказал Коковцеву:
– Если мало было жертв, согласен жертвовать и далее. Дмитрий Густавович по-своему тоже прав…
Кажется, он запросил Петербург о возвращении эскадры на Балтику. Суровой директивой на этот раз его одернул сам император Николай II, конкретно указавший, что эскадре надобно завладеть «господством на морском театре».
– Теперь хотя бы все ясно. Его величество настоятельно требует соединения с небогатовской эскадрой… Я подожду «Иртыш» с боеприпасами, чтобы провести учебные стрельбы. Если не научились палить на Тронгзундском рейде, так устроим, на потеху мальгашам, цирк у берегов Мадагаскара…
Открылся 1905 год; для японцев он был 36-м годом «эпохи Мэйдзи» или 2565-м годом с восшествия на престол первого микадо – для нас он стал годом Первой русской революции.
* * *
Бурные тропические ливни обмывали раскаленные борта броненосцев. По утрам корабельные оркестры начинали день исполнением «Марсельезы» – в честь Франции, приютившей их, а после «Боже, царя храни!» начинали орать боцмана:
– Ходи босиком! Вино наверх! В палубах прибраться!
По вечерам музыканты провожали заходящее солнце грустной мелодией: «Коль славен наш Господь». Дисциплина ухудшалась. То на одном, то на другом корабле звонко выстреливала пушка, на фок-мачту взлетал гюйс – это означало: открывается судебное заседание. Но адмирал разумно не утвердил ни одного смертного приговора:
– Зачем казнить людей, идущих на смерть? В этом случае любая конфирмация выглядит комедией. Все равно я обязан исполнить пункт Морского устава, со гласно которому, при встрече с противником, даже висельники выдергиваются из петли, чтобы занять свое место на боевых постах…
