– Извини! Я бы не желал тебе когда-либо пользоваться этой резиновой штукой, но… море есть море. Возьми.
Гога с веселым смехом отверг подарок:
– Я ведь еще не забыл доблестного Дюпти-Туара! – Он долго наблюдал за оживлением публики в суете вокзального ресторана. – Папа, – сказал Гога, – я все понимаю, но в этом случае с Глашей я тебя не понял. Мама мне все рассказала! О твоем давнем романе в Нагасаки с японкой и то, что у тебя в Японии остался сын от нее. А ведь он мой единокровный брат… Прости, папа, я не помню, как его зовут!
Коковцеву стало тошно. Он просил подать коньяк.
– Если ты считаешь себя таким взрослым и разумным, что смеешь осуждать своего отца за его мимолетное увлечение юности, тогда… Ну что ж! Давай, тогда выпьем… Салют!
– Салют, папа. Но я бы не хотел никого обижать.
Владимир Васильевич догадался, о чем говорит Гога.
– Глаша не должна тебя беспокоить, – заверил он сына. – Если ей что-либо понадобится, я помогу ей сам…
Экспресс оторвался от перрона, будто большой корабль от родного причала. Коковцев вернулся домой.
– Глаша, – сказал он горничной, – Гога скоро будет в Триесте, потом на Мальте… Он велел тебе кланяться.
Девушка спрятала лицо в сливочных кружевах передника, ее живот обозначился сейчас особенно выпукло.
– Слишком жестоко! – всхлипнула она. – Бог накажет всех вас за это… и за меня и за него. Конечно, виновата буду я. Но… любила Гогу, это уж правда. Он хороший, хороший…
Она убежала к себе, чтобы дать волю слезам. Утром ее уже не было в квартире на Кронверкском – Глаша ушла от них…
Был самый гадостный день в биографии Коковцева. Жена спросила – кто командует эскадрой Средиземного моря:
– Вильгельм Карлович Витгефт?
– Нет. Вирениус Андрей Андреевич.
– Я их всегда путаю. А какие у тебя с ним отношения?
– Если ты рассчитываешь, что я стану просить Вирениуса за нашего сына, ты глубоко ошибаешься, дорогая. Не стану!
– А куда идет эскадра Вирениуса?
– Куда и все. На Дальний Восток – в Порт-Артур, где и войдет в состав Первой Тихоокеанской эскадры…
Ольга Викторовна иногда умела быть и жестокой:
– Слава Богу, что не в Нагасаки, – съязвила она…
Вскоре от Гоги пришла открытка с видом Везувия.
– Читай сама, – сказал Коковцев жене.
Гога издалека информировал родителей:
В Италии красоты напоказ
И черных глаз большой запас.
А мы, российские валеты,
Ушли из доков Ла-Валетты.
Трясется больше всех Вирениус,
Не признанный на флоте гениус.
На станции Шарко-Ослаби
Дрожит сигнал моей «Осляби».
На курсе деловито-скоро,
Лежит прекрасная «Аврора».
Сейчас идем торчать в Джибути,
Все остальное – тутти-фрутти.
Всегда почтительный ваш сын,
Еще вчера гардемарин.
Целую маму с папой в щечки,
На этом ставлю жирно точку.
– Объясни, что все это значит? – спросила жена.
– Как же не понять такой ерунды? Вирениус дал эскадре погулять в Италии, потом задоковались на Мальте для ремонта, но англичане из доков их бессовестно выгнали. Вирениус боится дипломатических осложнений. «Шарко-Ослаби» – система радиосвязи на броненосце «Ослябя». Сейчас эскадра через Суэц перетянется в Джибути, остальное мелочи – «тутти-фрутти»… Ольга, я удивлен твоей бестолковости.
Утром он долго возился с новыми запонками.
– Помоги же мне наконец, – взмолился он.
Ольга вдевала запонки в манжеты и приникла к нему:
– Что происходит с нами, Владечка?
– Не понимаю, о чем ты спрашиваешь?
– Но я люблю тебя. Я никогда еще так не любила…
– Ради Бога! К чему весь этот пафос?
– А к тому, мой Владечка, чтобы ты больше не бывал на Английской набережной… я ведь уже догадываюсь…
– Глупости. У меня с Ивоною приятельские отношения.
– Ах, милый! Это не я, а ты говоришь глупости…
* * *
Красное море Макаров называл «мерзким аппендиксом», через который трудно проталкивать корабли. Если прошли через Суэц, все равно жди, что застрянут в Баб-эль-Мандебском проливе – в Джибути (у французов) или в Адене (у англичан). Так случится и с эскадрой Вирениуса… Макаров сказал:
– На кой бес им там жариться? Сейчас надо форсировать машинами, чтобы скорее укреплять эскадры в Порт-Артуре…
Срезав орхидею, он бережным жестом протянул ее Коковцеву:
– Передайте от меня Ольге Викторовне…
