Три веселых зайца - страница 9

Топы-топ, топы-топ — припрыгал Рваный Бок к стожку и видит: сидит под ним долговязый пёс Вертихвост и из-под нахмуренных бровей на него смотрит. И вдруг как зарычит:

— Сено вор-ровать идёшь? Разоритель!

Так и присел Рваный Бок. А Вертихвост оскалил зубы — и к нему. Большой. Узколобый. Никакой интеллигентности в нём.

Прыгнул Заяц через смородиновый куст и — топы-топ, топы-топ — из сада, через поле, по овражку — в рощу. Мчится за ним Вертихвост, взлаивает:

— Не уйдёшь, догоню. Всё р-равно догоню.

И догнал бы, может, если бы не волк Рыжий Загривок. Сидел он у опушки и от нечего делать звёзды на небе пересчитывая. Опустил он голову и видит: катится белым комочком по полю заяц, а за ним что-то долговязое, узколобое. Присмотрелся получше, щёлкнул зубами:

— Вертихвост! Пёс деревенский!

Обида взяла волка.

— Как! Зайцев наших ловить? Нам самим мало, а тут ещё собаки деревенские.

И шагнул Вертихвосту навстречу.

— Эге! — упёрся Вертихвост лапами в снег и метра два ещё на животе вперёд проехал, к волку поближе.

А волк — вот он, уже совсем рядом: зубы оскалены, глаза горят, ну прямо выходец из преисподней.

Взвизгнул Вертихвост и про зайца забыл. Со страху не только мимо своего дома, но и мимо всей деревни пробежал.

Утром поехал Колька Грек за отцом в больницу. Вместе с ним и Полкан увязался. Бежал за санями, снежком похрупывал. Километров за десять от Марьевки повстречался им Вертихвост. Он медленно брёл по дороге. Ресницы его были белыми от инея. Из-под них смотрели на Полкана два усталых глаза.

Полкан приостановился, спросил:

— Куда идёшь, Вертихвост?

— Домой, — чуть слышно ответил Вертихвост.

— А где ты был?

— Я и сам не знаю, где я был, — ответил Вертихвост и пошёл дальше.

Говорят, что после этой ночи его уже никто больше не видел у стожка сена. Будто с вечера закрывается он у себя в конуре и не вылезает из неё до утра.

— Сено, — говорит, — деда Василия, пусть он и караулит его. У него для этого ружьё есть.

Говорят, но кто знает, так это или нет. Может, оговаривают честного пса: ведь и такое бывает.

Весь день Рваный Бок проспал под елью, проснулся, когда уже ночь была и перемигивались звёзды. Слышит, бегает кто-то по полянке и ухает:

— Ух!.. Ух!..

Высунулся заяц из-под ели, смотрит, а это Дед Мороз. Весь белый. На бороде сосульки позванивают. Топчется посреди полянки. Рукавицами хлопает, ухает.

— Что это у тебя, дедушка Мороз, вид какой взъерошенный? — окликнул его Рваный Бок из-под ели.

Поглядел Дед Мороз на зайца. На руки подул. Плечами подёргал:

— Да вот такого холоду в рощу напустил — самому невтерпёж стало. Прозяб. Бегаю вот, греюсь.

И опять заплясал на полянке:

— Ух!.. Ух!..

А деревья в инее все. И луна из тумана встаёт холодная, прямо-таки ледяная. Покосился на неё Дед Мороз и затряс бородой:

— В такую ночь и замёрзнуть недолго.

Видит Рваный Бок — в беде Дед Мороз. Думает: «Помочь ему надо». Подкрутил усы, присоветовал:

— А ты залезь, дедушка Мороз, под ёлку и заройся в снег. Быстро согреешься.

— Да ну?

— Да, да. Я всегда так делаю, когда мне холодно. Вот и сегодня весь день под елью в снегу проспал. Только вылезаю.

— Гляди ты, — покачал Дед Мороз белой бородой, — а я вот с самого утра и не присел ни разу: всё бегаю, греюсь. Такого холоду в рощу напустил, что и дух захватывает.

И, покряхтывая, полез под сосну.

— Попробую, может, и правда согреюсь.

Зарылся в снег, только маленькую дырку оставил, чтобы дышалось полегче.

— Ну как? — прокричал ему Рваный Бок.

И ответил Дед Мороз, продымил снежок у его бороды:

— Ничего. Потёпле вроде.

— Вот и лежи, грейся, а я побегу, осинку позубрю. Пусто в животе, тоска какая-то, — сказал Рваный Бок и побежал по ночной роще.

У Маньяшина кургана побыл. У Ванина колодца побыл. По орешнику побродил. Увидел домик Пушка, свернул на огонёк. Забрался на завалинку, в окошко поглядел.

Пушок стелил на печке постель, ко сну готовился. И позавидовал Рваный Бок другу:

— Мало того что в доме живёт, ещё и на печке спит, а я вот брожу по роще, мёрзну.

И раздумье тут взяло его: может, стукнуть в окошко, попроситься «Пусти, Пушок, погреться».

И пустит он: друзьям не отказывают. Ведь если бы у него, у Рваного Бока, был дом и Пушок попросился бы к нему, разве бы он его не пустил?