Я продемонстрировал ему работу стеклоподъемников.
– Ручки вы крутите прямо-таки играючи. Стекла фиксируются в любом положении.
Он не пошевельнулся.
– К тому же стекла небьющиеся, – уже впадая в отчаяние, продолжал я. – Это неоценимое преимущество! Вон там, в мастерской, стоит «форд»… – Я приукрасил историю про гибель жены булочника, добавив еще одну жертву – ребенка, хотя тот не успел родиться.
Но прошибить Блюменталя было не легче, чем взломать сейф.
– Небьющееся стекло ставят на все машины, – прервал он меня. – Ничего особенного в этом нет.
– Небьющееся стекло не относится к серийному оборудованию, – возразил я мягко, но решительно. – Разве что лобовое стекло на некоторых моделях. Но никоим образом не боковые стекла.
Я нажал на кнопку в середине руля – оба клаксона взревели. Затем перешел к описанию комфорта, говорил про багажники, сиденья, боковые карманы, панель с приборами. Я даже включил прикуриватель и, пользуясь случаем, предложил Блюменталю сигарету, рассчитывая с ее помощью хоть чуточку умилостивить его. Но он отказался.
– Спасибо, я не курю, – сказал он и посмотрел на меня с таким скучающим видом, что вдруг мне подумалось: может, он вообще не намеревался идти сюда, а зашел по ошибке – заблудился; может, ему нужно было купить что-то совсем другое – машину для обметывания петель или радиоприемник; может, в силу врожденной нерешительности он еще немного потопчется на месте, а потом двинет дальше.
– Давайте, господин Блюменталь, сделаем пробную поездку, – наконец предложил я, чувствуя, что уже порядком выдохся.
– Пробную поездку? – переспросил он, явно не понимая, о чем речь.
– Ну да, пробную поездку. Должны же вы сами убедиться в высоких ходовых качествах этой машины. На улице или на шоссе она устойчива, как доска. Идет как по рельсам. А как приемиста – будто это не тяжелый кабриолет, а пушинка…
– Ах уж мне эти пробные поездки… – сказал он, пренебрежительно махнув рукой. – Пробные поездки ни о чем не говорят. Недостатки автомобиля всегда выявляются только впоследствии.
«Конечно, впоследствии, дьявол ты чугунный! – с досадой подумал я. – Не ожидаешь ли ты, что я тебя ткну носом во все дефекты?»
– Что ж, ладно. Нет так нет, – сказал я, утратив всякую надежду на успех. Мне стало ясно, что он не собирается покупать машину.
Но тут он внезапно повернулся, посмотрел на меня в упор и тихо, резко и очень быстро спросил:
– Сколько стоит эта машина?
– Семь тысяч марок, – ответил я не моргнув глазом, словно выпалил из пулемета. Ни в коем случае он не должен был заметить, что я не уверен в цене. Это я хорошо понимал. Каждая секунда колебания могла бы встать нам в тысячу марок, которую он выторговал бы в свою пользу. – Семь тысяч марок, нетто, – твердо повторил я, а сам подумал: «Предложи мне пять, и машина твоя».
Но Блюменталь ничего не предложил.
– Слишком дорого! – коротко выдохнул он.
– Конечно! – сказал я и решил, что окончательно проиграл.
– Почему вы сказали «конечно»? – спросил Блюменталь, впервые довольно человечным тоном.
– Господин Блюменталь, – ответил я, – встречали ли вы в наше время хоть кого-нибудь, кто реагирует иначе на цену?
Он внимательно посмотрел на меня. Затем на его лице мелькнуло подобие улыбки.
– Вы правы. Но машина действительно слишком дорога.
Я не верил ушам своим. Вот он наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного человека! Или то был опять какой-нибудь коварный ход?
В это мгновение в воротах появился щегольски одетый господин. Он достал из кармана газету, проверил по ней номер нашего дома и подошел ко мне.
– Здесь продается «кадиллак»?
Я кивнул и, не в силах сказать что-либо, смотрел на желтую бамбуковую трость и замшевые перчатки этого франта.
– Можно посмотреть? – снова спросил он, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Да вот же он, – с трудом выговорил я. – Но прошу вас подождать… Я еще не освободился… Не угодно ли посидеть вон там?
Франт с минуту прислушивался к гудению мотора и состроил сперва критическую, а затем одобрительную гримасу. Потом я проводил его в мастерскую.
– Идиот! – прошипел я ему в лицо и быстро вернулся к Блюменталю.
