– Только сойдя в ад и пройдя все его круги, ты научишься чему-нибудь, – вдалбливал Курт в голову Марка. – Только ломая мораль простых смертных, будто ледокол на всех парах, разрушая все нравственные принципы и устои, ты достигнешь всего, чего пожелаешь. Только идя против Бога, перечеркнув все его заповеди, ты возьмешь свое, ощутишь истинную силу. Ибо не нужны рамки человеку-повелителю, на голову стоящему выше других, а мудрость Бога ни для кого в этом свете не является ни ясной, ни однозначной, и потому не следует ее примерять на себе всерьез. Грызи свои учебники сколько хочешь, но помни, тебе они ничего не дадут! Все зависит только от твоих личных навыков и качеств, от того, как ты будешь биться за свое место под солнцем. Только я сделаю из тебя человека, и никто другой.
***
Одними тренировками дело не ограничилось. Вскоре Курт вынуждал Марка красть у своих товарищей по несчастью как деньги с сигаретами, так и вещицы, считавшиеся здесь ценными. Все пропадало в карманах Курта, но все же именно руки Марка приносили их. И мало-помалу это стало совершенно однозначно известно всем, даже воспитателям. Несколько раз воздух сотрясали крупные скандалы, сыпались угрозы и приказы. Марку даже казалось, что вряд ли удастся выпутаться из этого клубка бедствий, но все как-то проходило своим чередом.
Конечно же, за воровством дело только не встало. Было и избиение слабых как верный способ делать из них более сильных, если верить словам Курта. Были и нападения на сильных как возможность испытать себя и проявить хоть раз мужество. А нарушение порядка было вообще делом практически повседневным. Казалось, куда уже дальше, но, как известно, все пределы только в голове.
С каждым днем у Марка росло желание остановиться, сказать «нет» тому, к чему склонял его Курт. Воображение уже рисовало картины его непоколебимой стойкости перед ним, один на один. И все, чего он стыдился, чему противился, прекращается раз и навсегда. Он уже чувствовал, как к нему все чаще приходили приступы железной твердости, когда он до потери сознания был готов показать решимость, восстать против зла, но раз за разом эта сила куда-то не вовремя испарялась, и он откладывал свое желание на потом. Он терпел, скрипел зубами и каждый раз злился на себя, что до сих пор не смог собрать свою волю в кулак. Но однажды это все-таки произошло.
– Бей его! – последовала четкая команда.
– Нет, все, я больше не буду, – ответил Марк, словно это и не он произнес, как-то случайно, неожиданно для самого себя.
– Это мое последнее предложение! – понизил голос Курт.
– Мне все равно, что ты сделаешь мне или ему. Я больше не боюсь боли, а тем более тебя, – продолжил Марк, открыв в себе новые силы и согласившись внутри, что раз так все сложилось, следует и дальше идти по правильному пути.
– Ты думаешь, я тебя не заставлю? – спокойно продолжил Курт. – Неужели ты до сих пор не понял, что тебе легче будет, если мне не перечить?
– Мне все равно, я сам по себе, – был ответ.
– Хорошо, – сказал Курт и лениво поднялся с кровати.
Сразу же после того, как он вытянулся во весь рост, все завертелось и поплыло перед глазами Марка. Потолок, стены, опять потолок, между ними вспышки ослепительно-белого света, сходившего в красные тона. Сознание, вне всяких сомнений, куда-то убежало большей частью, потому дальнейшие события продолжались будто в плохо объяснимом сне, словно глядишь на мир через маленькое запотевшее оконце. Пол начал движение. Невероятно, но пол и вправду стал двигаться прямо перед лицом, перед самими глазами. Он рябил крашеными половыми досками с гвоздями, а между ними щелями. Порог, затем кафель, видимо, это был умывальник, затем опять порог, железная дверь и за ней изгаженная белизна отхожего места, замершего в метре от лица.
– После того, что я сделаю дальше, твоя жизнь не будет такой, какой она была прежде, – начал свою речь Курт. – До конца твоих дней каждая девушка, отважившаяся поцеловать тебя, уловит в послевкусии то самое, что у тебя прямо перед глазами.
– Я все понял, – тяжело дыша, сдался Марк. – Я совершил ошибку.
