Курс «соглашателей», который казался таким разумным еще несколько месяцев назад, на проверку оказался путем в никуда. Буржуазия вполне могла обойтись без социалистических партий. Но сами социалистические партии, в силу взятого ими курса, никак не могли обойтись без буржуазии. Попав в подобную зависимость, они вынуждены были делать уступку за уступкой, отказываться от собственных позиций, что не шло на пользу еще ни одной политической организации.
«Захватить власть мы могли бы еще 27 февраля», - размышлял меньшевик М.Скобелев, - «но... мы всю силу своего влияния употребили на то, чтобы помочь буржуазным элементам оправиться от смущения... и прийти к власти» [7].
Впрочем, неверным было бы считать, что эта публика посыпала головы пеплом, признавая свое поражение. Обстоятельства заставляли пересмотреть концепции в мелочах, но не в главном. В сентябре месяце Церетели так разъяснял сложившееся положение: чисто буржуазная власть еще невозможна, это вызвало бы гражданскую войну. Корнилова надо было разбить, чтобы своей авантюрой он не мешал буржуазии прийти к власти через несколько этапов. «Теперь, когда революционная демократия вышла победительницей, момент особенно благоприятен для коалиции» [8].
Все это больше походило на самовнушение – вместо прежних упований на буржуазную власть, самоуверения, что она «еще невозможна», что ей нужно помочь прийти к власти «в несколько этапов». Помощники-меньшевики, естественно, выступят уже как полноправная и необходимая часть правительства, выполняющая важную государственную задачу. Условия для коалиции – лучше некуда. Вот только существовали бы они в реальности...
Впрочем, для многих опыт более, чем полугода революции прошел даром. На «Демократическом совещании» в сентябре 1917 года по-прежнему звучало: «Хотим ли мы или не хотим, буржуазия является тем классом, которому будет принадлежать власть» [9]. Убежденность (или фатализм?) такого уровня вряд ли можно было чем-то перебить. Не помогали ни непрерывные кризисы Временного правительства, ни развал в стране, ни очевидная неспособность буржуазии управлять государством. Ее толкали со всех сторон, но ей упорно не удавалось начать полноценно властвовать. Логичным завершением был корниловский мятеж, когда буржуазия искренне попыталась спихнуть власть в руки военной диктатуры.
Так марксистская теория смены общественных формаций загоняла российскую политическую элиту в абсурдный тупик – революция должна быть буржуазной, а она народная, власть должна взять буржуазия, и ей созданы все условия, но она не революционна. Вопросы, поставленные революцией, не разрешаются, общество бурлит, государство рушится. Но уповать остается только на буржуазию – ведь по другому не бывает!
Между тем решение лежало на поверхности, оно было давно предложено Лениным и обосновано все тем же марксизмом, правда, в творческом развитии лидера большевиков – передача власти Советам, органам, которые вне всяких теорий были самостоятельно выдвинуты революцией. Которые являлись порождением не интеллектуальных упражнений на тему образа правления в России, а плодом самоорганизации общества. Советы являлись специфическим российским органом прямой народной демократии, и действительно являлись шагом вперед по сравнению с парламентской республикой. Народ самостоятельно сформировал органы власти – требовалось лишь узаконить их, а не втискивать общество в рамки теорий и моделей.
Дело было лишь за тем, чтобы совершить этот "противоестественный" переворот.
Примечания:
[1] БСЭ, «Советы рабочих депутатов»
[2] БСЭ, «Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов»
[3] Л.Троцкий, История русской революции, Т.2, цит. по эл. версии.
[4] там же
[5] там же
[6] там же
[7] там же
[8] там же
[9] там же