Так рассказал старик, и по лицу его покатились слезы. Тяжело стало у меня на сердце. Подумать только, простолюдин способен на такое великодушие, а я, жестокосердный, бросил своих детей на произвол судьбы. Как хотелось мне воскликнуть: "Я и есть их отец, Рокуродзаэмон!" Но нет, тогда все годы, отданные поискам спасения, пропали бы даром. И я сказал:
"Отрадно мне слышать такие слова. Вряд ли найдется где-либо человек столь же великодушный, как вы. Печальную повесть вы мне рассказали. Есть ли на свете что-либо горше судьбы этих несчастных детей! В Свое время и мне, хоть и не в такой мере, довелось изведать подобную участь. Воистину, что может быть безрадостней судьбы малолетних детей, потерявших отца и мать..."
С этими словами я поднес к глазам рукав своего рубища, чтобы утереть слезы.
"Стало быть, и вам привелось изведать такое горе?" - воскликнул старик и, вторя мне, заплакал во весь голос.
Дав ему наплакаться вволю, я продолжал: "Прошу вас и впредь не оставлять этих чад своими заботами. Только представьте себе, как возрадуются на том свете их покойные родители. Вам же и вашим потомкам воздается за вашу доброту. В будущем ожидает вас райское блаженство. Не покидайте же бедных сирот, да хранят вас боги, будды и Три Сокровища. Ну что же, солнце уже заходит. Мне пора в путь. Прощайте".
Я пустился в путь, и старик вызвался меня проводить. По дороге мы с ним беседовали, как добрые друзья, и всякий раз старик принимался плакать. Глядя на него, и я с трудом сдерживал слезы. Наконец я сказал:
"Теперь вам пора возвращаться", - и он в конце концов побрел прочь.
Вскоре я увидел ту самую сосну, о которой говорил старик. Переборов себя, я прошел было мимо, однако тут же спохватился: "Нынче ровно три дня, как скончалась моя жена, которуя я покинул, возжаждав лучшей доли. Жестоко было бы пройти мимо, не поклонившись ее праху. Если бы я ни о чем не знал, еще куда ни шло, но оказаться здесь и не прочитать по ней заупокойную молитву - для меня, монаха, непростительный грех. Это противоречило бы
завещанной нам Буддой благости, да и покойная затаила бы на меня обиду. Нет, - решил я, - мне нужно вернуться".
Подошел я к той сосне, гляжу - под ней сидят мальчик и девочка. "Вот они, мои чада родные", - подумал я, а сам спрашиваю:
"Что вы здесь делаете?"
Вместо ответа они воскликнули:
"О радость! Нынче ровно три дня, как скончалась наша матушка. Мы пришли собрать ее прах, и как раз в это время сюда пожаловал святой отец. Вот уж поистине радость! Извините за дерзкую просьбу, но не могли бы вы прочитать заупокойную молитву? Сделайте такую милость".
Так упрашивали они меня, и от этого душа моя пришла в еще большее смятение. Едва совладав с собой, я посмотрел на своих детей. Дочке, должно быть, шел уже девятый год, а сыну - шестой. Глядя на их утонченные личики, сразу можно было сказать, что они не низкого звания. О, как велико было искушение прижать их к груди и прошептать: "Это я, ваш отец". Но и на сей раз я остановил себя: нет, если я дам волю слабости, все долгие годы отшельничества пойдут прахом, и никогда уже не удастся мне ступить на стезю Будды. Вообразите, чего стоило мне сдерживать себя.
Между тем дети раскрыли изукрашенный ларец и - кто только их этому обучил? - принялись деревянными дощечками сгребать пепел. Глядя на них, я не мог вымолвить ни слова, лишь молча утирал слезы.
Спустя некоторое время я спросил:
"Неужели больше некому позаботиться о прахе вашей матушки? Ведь вы еще так малы".
"Батюшка наш постригся в монахи, - отвечали они, - и где он теперь неизвестно. О нас заботится дедушка, старый слуга, но сегодня мы не взяли его с собой".
Больше они не в силах были ничего сказать и заплакали навзрыд.
Я принялся было читать молитву, но слова не шли у меня с языка. "Зачем только я надумал побывать в родных местах!" - корил я себя в душе. Кое-как совладав с собой, я все-таки прочел заупокойную молитву. Тут внезапно заморосил дождь, и капли посыпались с веток, точно слезы. Глядя на них, девочка молвила:
"Матушка наша была родом из столицы. От нее узнала я, что поэзия укрощает свирепых демонов, смягчает сердца жестоких людей, побуждает Будду внимать обращенным к нему молитвам. Величайший стыд для женщины, если она не умеет слагать стихи, считала матушка, поэтому я с семи лет научилась соединять слова в стихотворные строчки. Вот и теперь мне пришло на ум стихотворение:
