Шуршание осыпавшейся сажи в дымоходе заглушило дальнейший разговор – в нижнем этаже возобновились боевые действия.
«Может позвать городового? – подумал Фаберовский. – А то из-за этой дуры, потратившейся на конку, ничего не услышу».
Сквозь шуршание сажи снова пробились голоса из квартиры Черепа-Симановича, и поляк сразу оставил всякие мыли о городовом:
– Куда это вы, капитан Сеньчуков, откланиваетесь? Как только доходит до серьезного дела, вы сразу откланиваетесь.
– У меня назначена встреча, господа.
– Насчет сегодняшнего сбора мы не вчера решили, капитан, вы вполне могли бы назначить встречу на другое время.
– Да он всегда участвует только в тех делах, где нет никакого риска, зато большие выгоды по службе или в денежном смысле, – сказал тонкий капризный голос. – А чтобы самому пожертвовать ради Его Высочества – так он сразу в кусты!
Тут он услышал, как кто-то поднялся по лестнице и открыл чердачную дверь. Фаберовский метнулся за печную трубу и осторожно выглянул из-за нее. Его фонарь тревожно мерцал у дыры в полу. Пришлось выскочить из укрытия и, прикрутив фитиль, тут же вернуться обратно.
– Кто здесь? – спросил испуганный женский голос и в проеме двери показался бабий силуэт с тазом, полным белья.
Поляк притаился. Баба поставила таз, намотала на руку конец мокрой скатерти и настороженно двинулась в сторону Фаберовского, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Она подошла к дыре в полу и встала на самом краю.
Стояла она долго, и у Фаберовского замерзли голые руки, которые он в спешке не успел сунуть в рукавицы. Поляк попытался спрятать руку в карман, и это движение не ускользнуло от острого слуха бабы.
– Ах, вот ты где, мазурик! – вскрикнула она, шагнула вперед и тотчас провалилась в дыру.
Фаберовский бросился ей на помощь, представив себе, что будет, если она проломит второй слой досок и дранку и рухнет в квартиру, но в тот же миг схлопотал тяжелой мокрой скатертью по морде. Поляк завалился на спину, а очки его отлетели куда-то во мрак.
– Ты что, курва, делаешь! – вскрикнул он и лягнул ногой темноту.
– Убили, убили! – заверещала баба и грохнулась оземь, так что скрипнули выдираемые из балок гвозди, державшие черный потолок, и в носу у поляка засвербело от столетней пыли.
– Заткнись, дура, пока и впрямь не убил! – сказал поляк, встал на четвереньки и принялся кружить по полу в поисках очков. – Я не мазурик, а секретный агент. Это в каком же другом государстве секретных агентов на службе мокрыми скатертями по лицу лупят и очки сбивают?
Вой сразу утих и баба запричитала:
– Так это я выходит, секретного агента по морде мокрым бельем шваркнула! Запамятовала, Господи, ведь Агриппина Ивановна говорила! Да ведь это Сибирь!
– Да уж не иначе.
– Где вы, ваше благородие? Давайте я вам рожу-то хоть оботру!
– Да уж обтерла, холера ясная!
Было слышно, как баба вылезла из дыры в полу и бухнулась на колени, стукнув лбом об пол.
– Не погубите, ваше благородие! Муж у меня пьяница, шестнадцать детей… вечно буду Бога молить! А стеклышки ваши за печную трубу отлетевши.
– Вешай свои тряпки да убирайся! – прорычал поляк, нацепляя на нос очки.
– Вот спасибо, милостивец! – обрадовалась баба. – Благодетель вы наш! Желаете, я вам бельишко постираю?
– Ты вот что, ты мне лучше по-другому услужи!
– Ох, родненький, – испугалась баба. – У меня ведь и так шестнадцать детишков-то. Куда ж мне еще? Да и холодно здесь.
– Дура! Ты когда пойдешь вниз мимо той квартиры, ухо к двери приложи да послушай, о чем там говорят. Если что услышишь, мне потом перескажешь. Понятно?
– Понятно, родненький вы наш… Вот и Лукич меня о том же просил… Только не серчайте, я в один миг все повешу!
Баба кое-как побросала скатерти на веревки и скатилась вниз с чердака на лестничную площадку. Дверь в квартире Черепа-Симановича распахнулась, и баба была сметена вывалившими оттуда офицерами – все они были взъерошенные, кто в наброшенной на плечи шинели, кто просто в мундире, и все, как один, с шашками наголо. Впереди оказался подполковник пограничной стражи, который взмахнул шашкой и крикнул:
– Сеньчуков и Юнеев – на чердак! Раух – спуститесь вниз и посмотрите, нет ли там во дворе и на улице кого подозрительного.
