Билл последовал за ней.
Она ускорила шаг, потом замахала рукой и воскликнула по-итальянски:
– Джованни, come sta![4]
Ей навстречу устремился высокий мужчина, которого она назвала Джованни. Она подняла зонтик повыше, чтобы укрыть его от дождя.
Острое разочарование пронзило Билла. Он мгновенно развернулся и быстро пошел обратно к гостинице «Палаццо Гритти». Его не оставляли мысли о молодой женщине. Кто она? Она была невероятно привлекательна, Биллу давно не встречались такие красавицы. Сияющие серебристые глаза, бледное лицо, загадочная улыбка, ниспадающие на плечи темные кудри, грациозная скользящая походка. И какая хорошенькая, личико живое, подвижное, как у мальчишки. Не повезло мне, вздохнул про себя Билл, – она уже занята. А ему очень хотелось познакомиться с этой женщиной поближе.
Они встретились в баре легендарного «Палаццо Гритти», окнами выходящем на Большой канал.
– Фрэнсис! Как же я рад тебя видеть! – воскликнул Билл. – Здорово, что ты все-таки сумел вырваться.
Друзья обнялись. Когда они наконец разомкнули мощные объятия, Фрэнсис сказал:
– Я тоже рад, Билл. Давненько же мы с тобой не виделись. Я даже начал скучать.
– И я скучал по тебе.
Услужливый официант провел их к маленькому столику возле окна, и друзья заказали по порции ячменного виски.
– Столько войн на Земле, что мы с тобой в последнее время никак не пересечемся в одной точке, все мотаемся по разным местам, – вздохнул Фрэнсис.
– Я тоже чувствую, как мне тебя не хватает. Вместе было бы не так тяжко смотреть на все эти ужасы.
Они понимающе переглянулись, вспомнив о передрягах, в которые попадали вместе. Они стали близкими друзьями еще в университете, но это была не просто дружба; их объединяла не только общая работа, но и схожие взгляды, одинаковое отношение к происходящему. Оба всегда беспокоились друг о друге, старались постоянно держать связь. Так было всегда. И еще они любили свою работу и были настоящими профессионалами. Билл и Фрэнсис одинаково понимали задачи журналиста: репортаж должен быть достоверным, честным и ярко сделанным. Стремясь следовать этим правилам, друзья часто оказывались в крайне опасных положениях, но тем не менее они всегда старались соблюдать осторожность. Вместе или поодиночке, они избегали отчаянно рискованных ситуаций, когда добывали материалы для своих репортажей.
Принесли виски. Они чокнулись, и Фрэнк сказал:
– Знаешь, Билл, я ни за что не вернусь в Боснию.
– Отлично тебя понимаю. И совсем не виню. Я сам испытываю то же самое желание. А как там в Бейруте?
– Довольно спокойно. В данный момент, разумеется. Жизнь понемногу улучшается, входит в норму. Все относительно, конечно. Вряд ли когда-нибудь Бейрут снова станут называть ближневосточным Парижем, но все-таки город начинает восстанавливаться. Открываются дорогие магазины, начинают работать большие отели, возрождается какая-то деловая жизнь.
– Однако «Хезболла»[5] продолжает действовать.
– Еще бы! Мы живем под угрозой террористических актов двадцать четыре часа в сутки! Тебе ли этого не знать. – Фрэнк прищурил темные глаза, слегка пожал плечами. – Терроризм – наипервейшая проблема. Так теперь везде. Эти сволочи расползлись по всему миру, совсем с ума посходили, никакого удержу не знают.
Билл кивнул, отхлебнул из стакана и откинулся в кресле, с удовольствием разглядывая Фрэнсиса Петерсона.
Тот широко улыбнулся и предложил:
– Давай-ка переменим тему. Поговорим о чем-нибудь более стоящем. Как моя маленькая Хелена?
– Не такая уж и маленькая, она здорово повзрослела. Хорошо, что ты мне напомнил… – Билл полез за бумажником, достал из него фотографию и протянул Фрэнку. – Твоя крестница просила передать тебе вот это. И велела еще обнять и поцеловать.
Фрэнк посмотрел на фотографию и улыбнулся.
– Она – чудесный ребенок, Билли, тебе здорово повезло. Она словно сошла с картины Боттичелли…
Просто ангел.
– Ангел-то ангел, но только внешне. Такая стала озорница, моя мать говорит, что Хелена – настоящая хулиганка, – усмехнулся Билл. – Но где ты видел идеальных детей?
– Если идеальные дети и существуют, то они, должно быть, жуткие зануды. А как поживает Дрю? – спросил Фрэнк, пряча фотографию в свой бумажник.
