– Вы, разумеется, уже слышали, что Билла похитил «Исламский джихад».
– Да, – ответил Майк, – Аллан нам только что сказал.
– Господи боже, я надеюсь, с Биллом все в порядке, – почти простонал Фрэнк. – Я молю бога, чтобы с ним все было в порядке. Это же фанатики, они совершенно чокнутые, никогда не знаешь, что они могут выкинуть.
В тесной, душной комнате всегда было темно. Они заколотили деревянными досками окна, и лишь тонкие лучики проникали сквозь трещины.
Билл Фицджеральд лежал на узкой койке, все тело у него затекло. Он почти не мог двигаться: руки и ноги сковывали наручники. Наконец ему удалось повернуться на спину; он вытянулся и стал смотреть в потолок, стараясь сообразить, какой сегодня день.
Все это время он пытался считать дни. У него получалось, что он находится в плену почти две недели. Он периодически заговаривал со своими охранниками (все время были разные), но они не желали с ним говорить. Все как один орали: «Заткнись, американская свинья!»
Билл чувствовал себя липким, грязным, он мечтал о воде. Но за все время плена ему позволили помыться всего два раза. Одежда его задубела от крови и грязи, и Билл упрашивал своих мучителей дать ему переодеться во что-нибудь чистое. Вчера его просьба была выполнена. Наконец-то! Ему швырнули хлопчатобумажные трусы, майку и полотняные брюки и расковали наручники, чтобы он смог переодеться. Одежда была совсем простой, но зато чистой, и Билл с наслаждением натянул ее на себя.
Он понятия не имел, где находится, – в Бейруте или где-то в долине Бекаа, которую контролировала проиранская группировка, – здесь был очаг деятельности боевиков «Хезболлы». Многие заложники содержались именно в этих местах.
Билл даже не знал, почему его схватили; кроме того, что он американец и журналист, Билл ничего не сделал. Но зато он точно знал, кто его похитители. Эти молодые парни были боевиками из «Хезболлы» – террористического отряда «Исламского джихада», люди крайне опасные и совершенно непредсказуемые. Некоторые из них были кандидатами в сумасшедший дом, их действия отличались крайней жестокостью.
Они держали его здесь закованным в наручники, выкрикивали ему в лицо грязные ругательства, каждый день били, почти не давали пищи и воды. Если его все же кормили, то еда была несвежей, практически несъедобной. Но, несмотря на все лишения и мучения, Билл не собирался дать им сломить его дух.
Он постоянно думал о своей дочке, о матери и о Ванессе – женщине, которую он любил всем сердцем. Он беспокоился за них, волновался о том, как они переживают его похищение, молился за них. Он верил в своих женщин, знал, что они выстоят, даже его маленькая дочка – она тоже сможет выдержать этот удар.
Лежа на жесткой койке и глядя в потолок, он представлял себе лицо Ванессы, и она вставала перед ним, как живая.
Какая же она красивая, совершенно неповторимая, как дорога она ему. Ему невероятно повезло, что он ее встретил. Билл знал: их ждет долгая и счастливая жизнь. Первое, что он хотел сделать, после освобождения, – это зачать с ней ребенка. Ванесса отчаянно хотела иметь ребенка, она сама в этом призналась в их последнее свидание.
В первые дни своего заточения он очень переживал за нее, понимая, что она места себе не находит в Венеции, ждет его, недоумевает. И теряется в догадках, что с ним могло случиться.
В замке повернулся ключ. Билл посмотрел на дверь и приготовился к ставшим уже привычными побоям. В тусклом свете лампы он увидел подходящего к нему охранника.
– Надеть повязку, – отрывисто бросил парень и подошел к Биллу, держа в руках кусок грязной тряпки.
– Зачем? – спросил Билл, пытаясь сесть.
– Заткнись, американская свинья! Шпион чертов! – заорал парень и грубо завязал Биллу глаза тряпкой. Потом он стащил Билла с койки и поволок к выходу.
– Куда ты меня ведешь? – закричал Билл.
– Молчать! – рявкнул террорист и вытолкнул Билла из комнаты.
