Елена Петровна, напевая, сняла резиновый бинт, поставила банку с раствором на стул и открыла свой шкаф.
В этот момент дверь скрипнула и вошла Костылева, посмотрела на Кудрявцеву: шагнула к своему шкафу, который был неподалеку от двери.
— Что это у тебя в банке, Лена?
Кудрявцева вздрогнула и от испуга даже не выпрямилась, а так и осталась стоять, наклонившись к шкафу, спиной к двери.
— У меня? В банке? В этой, что ли? — Она разогнулась, щеки запылали от прилившей крови. — Это я так, кислоты соляной взяла. Два дня не была дома, а воду отключали, потом снова дали, а она такая ржавая после ремонта труб пошла, что моментально все загадили: и ванну, и раковину, и туалет. Хотела почистить. А что, разве нельзя?
— Кислоту-то? Почему нельзя? — Костылева достала из сумочки носовой платок, высморкалась. — Простыла, кажется. Соляную кислоту можно. Ее мало разве? Вон на рельсах целые цистерны стоят, хоть купайся. Только на проходной вахтер может заметить, шума не оберешься.
— А ты думаешь, я эту банку на вытянутых руках через проходную понесу? Что я, совсем без ума?
— Соляной кислотой хорошо чистить, — Костылева сунула носовой платок за рукав белого халата, — я аж в позапрошлом году почистила — до сих пор блестит.
— А я все как-то не догадывалась, — Кудрявцева перестала дрожать, поставила баночку с раствором на нижнюю полку шкафа, оставила дверцу открытой и, тяжело вздохнув, опустилась на стул.
— Болит? — сочувственно спросила Костылева.
— Ничего, я сейчас соды попью, перестанет. Ты налей мне в стакан водички похолодней.
Костылева спустила из крана воду, тщательно промыла стакан, налила его до половины и подошла к Кудрявцевой:
— Ох, Лена, послушай моего совета, езжай да лечись. С этим делом не шутят. Запустишь — никому ты будешь не нужна, ни своему Василию, ни зятю. Может, Верка твоя еще будет ухаживать. А так — смотри, девка.
Елена Петровна высыпала на язык порошок, выпила воду и, прикрыв глаза, кивнула:
— Спасибо тебе, Нина. Я уж и сама поняла, что ты меня агитируешь. Вот будет весна, и тогда поеду. А сейчас какой отдых, на зиму глядя? Весной, в конце мая, например, хоть в море окунусь.
— Посиди, отдохни, а я пошла, там опять детали привезли, да еще ванну на отработку ставить, — Костылева ушла из раздевалки.
Елена Петровна быстро встала, взяла из шкафа банку и флакон из-под шампуня, над раковиной осторожно перелила раствор, крепко завернула крышку, спрятала в карман юбки, заперла шкаф на ключ и тщательно вымыла руки.
Так-то лучше. Хорошо, что по виду раствор почти не отличается от кислоты. Нет, надо быть осторожней. Другой раз и опомниться, придумать ничего не успеешь, сразу заметят и доложат куда следует. И тогда прости-прощай и завод, и участок, и дружба с Василием Митрофановичем. Он-то, поди, сейчас и ведать не ведает, как ловко она выкрутилась из безвыходного положения. Подумать только: мастера-технолога вокруг пальца, как сопливую девчонку, обвела. Это ж уметь надо. Костылева — не сонный вахтер на проходных, она сразу заметит неладное. А уж тогда ни дружба, ничто не поможет. И других девчонок так воспитала, настырная баба. А уж идейная, куда там!
Василий не обманул. Чуть в стороне от автобусной остановки возле «Жигулей» стоял он, высокий, красивый, любимый человек. Елена Петровна побежала бы к нему со всех ног, если бы ей вслед не смотрели девчонки из бригады и не мешал заткнутый за пояс юбки флакон с раствором. Поэтому она небрежно махнула девчонкам рукой и, стараясь быть как можно грациознее, пошла к Серегину. Но когда приблизилась вплотную, вдохнула знакомый табачный дух и у нее чуть-чуть закружилась голова, Елена Петровна не выдержала, привстала на носки и чмокнула Василия в колючую щеку:
— Привет! Вот и я!
— Ну а целоваться-то при всех зачем? — буркнул Серегин и первым сел в машину.
Она обежала «Жигули», села рядом и, повертев головой, захлопала ресницами:
— Ты что, Вася, в ремонт их отдавал? Все какое-то новое, аж блестит.
— Оно и есть новое, — довольно усмехнулся Серегин и, тронув с места, быстро набрал скорость. — Давай к тебе поедем, и я останусь до утра.
