На площадь, где только что включились бледные фонари, медленно въехал Павлов, Следом за ним, метрах в тридцати, осторожно крались желтые «Жигули». Они остановились за углом универмага, и вскоре оттуда появился мужчина в джинсовом костюме. В руках у него ничего не было.
— Всем тихо! Все замерли, — сказал по рации Панкратов, до боли в глазах всматриваясь в покупателя. Роста среднего, походка упругая, мягкая, ноги сильные, плечи широкие, лицо чуть приплюснутое, как у боксера. Волосы или светлые или седые. Не разглядеть. Идет к «пирожку». Остановился. О чем-то настороженно спросил Кудрявцеву. Та кивнула. Покупатель повернулся к ней спиной и неторопливо пошел к своей машине.
Ну, все понятно. Он пошел за деньгами. Сейчас возьмет «дипломат» или кофр и вернется. Интересно, в чем у Кудрявцевой золото? В кульке? В свертке? Впрочем, это не столь важно. Важно, что эти минуты — финал. Важно, что усилия десятков людей не пропали даром. Важно, что беспокойные эти дни и ночи вот сейчас, через какие-нибудь секунды, суммируются в конкретный конечный результат, и ядовитый источник, который мог заразить каждого, кто к нему прикасался волею случая, прекратит свое существование.
И вдруг красный «Москвич» Павлова медленно, едва заметно тронулся с места.
Как же так? Почему он едет в другую сторону?
А покупатель?
А сделка?
Может, их что-то напугало, насторожило?
Неужели все срывается?
Неужели — тринадцатый, непредусмотренный вариант?
Алексеев предупреждал, чтобы золото было в руках у преступников, чтобы это было зафиксировано.
Что делать? Как быть?
Уходят, уходят продавцы.
Вот тебе и обстановочка, Панкратов! Если ты упустишь их сейчас, другого раза вообще может не быть, и тогда придется по крупицам собирать улики, чтобы у преступников не было возможности отказаться от них. Но на это уйдет время, недели, может быть, месяцы.
Нет, надо брать их только сейчас, только сейчас!
Панкратов приник к рации:
— Внимание всем! Мы берем продавцов. Я и Марков. Коля, не подведи. Твой водитель! — крикнул Панкратов и, уже приоткрыв дверцу, приготовился к прыжку.
Марков рванул машину с места, и через три секунды «Москвич» мягко врезался в левую заднюю дверь «уазика» так, как было рассчитано. В этот же миг Панкратов выкинул свое гибкое тело из машины и на лету, падая на землю, успел увидеть руку Елены Петровны с зажатым в пальцах свертком, перевернулся через спину, вскочил на ноги и с ослепительной улыбкой, которая сделала его бледное от нервного напряжения лицо прекрасным, сказал:
— Простите, пожалуйста, Елена Петровна, вы случайно не скажете, что у вас в правой руке?
— У меня? Где? Ах, это? Это патрончики, золотые, — пролепетала ока, с силой прижав к груди сверток и недоуменно хлопая короткими светлыми ресницами, потому что перед ее глазами что-то несколько раз подряд вспыхнуло и погасло.
— Успели? — переводя дыхание, спросил Панкратов людей с фотоаппаратами.
— Так точно, успели.
— Хорошо. Давайте понятых. Коля, что там у тебя?
— Юрий Степанович, — Марков пожал плечами, — мой парень никак пальцы не разожмет. В баранку вцепился намертво. Что делать?
— Это у него шок от испуга, пройдет. Кто-нибудь, дайте ему из аптечки нашатырь понюхать. Кстати, а покупатель где? — Панкратов посмотрел на обступивших его людей. — Кто должен его брать? — он рванулся к «уазику» и увидел, что Самохин о чем-то говорит по рации.
40
Через четверть часа Григорий Иванович Кабанов снова вышел из машины и, пройдя несколько метров к реке, позвал:
— Михаил Павлович, вас просят, срочно!
— Иду! — Алексеев быстро одолел уже знакомый подъем, сел в машину, взял трубку: — Слушаю, Валерий Викторович. Продавцов взяли? Хорошо. А покупатель? Он должен уйти? А что мы завтра доложим Москве?
— Михаил Павлович, покупатель должен быть уверен, что мы его упустили. Да, такой вариант тоже был предусмотрен. Ведь нам с ним работать дальше по его связям. В Москве его ждут и будут вести до самого дома.
— Хорошо. Передайте Панкратову, что утром я жду его с докладом. До завтра! — Алексеев глубоко вздохнул полной грудью и пошел в больничный вестибюль. Дежурный врач, увидев его, встал:
