– Я вам не помешаю, сержант?
– В чем дело, спасенный? – даже не шелохнулась она. – У вас есть претензии к обслуживанию или ходатайства?
– Ходатайство, сержант, – громко сообщил археолог. – Я беспокоюсь о своем товарище. От него нет сообщений уже третий день. Не могли бы вы навести справки о состоянии его здоровья, и о том, когда мы сможем увидеться?
– Я подам запрос, – слегка кивнула девушка. – У вас все?
– Все, – Атлантида попытался со всей силы хлопнуть люком, но мягкие уплотнители корректно погасили удар.
Историк опять развернул экран браслета, но разнопланетные династии, кланы и эпохи упорно не желали лезть в голову. Вот, кстати, на Утарде разумные существа, оказывается, четырехполые. Какие же там должны любовные страсти и эмоции кипеть! Жаль, только-только в бронзовый век вползают. Ни искусства, ни устных преданий толком развить не успели.
Послышался стук, в каюте появилась капитан Тоус:
– Ваш друг ответил на сообщение лично. Он просил передать, что вернется или завтра вечером, или послезавтра днем. И еще просил передать, что его ботинки стоили двести семнадцать оболов.
– Неужели получилось? – восхитился Атлантида. – Вот молодец!
– Не знаю, – Лиенна пожала плечами.
– Что-нибудь еще? – не сразу понял ее Платон.
– Разве ты не видишь, демон? – у девушки задрожали губы. – Я пришла.
Пожалуй, никогда в жизни Атлантида не вел себя столь нежно и терпеливо. Ведь он одновременно мог и никуда не спешить – Вайт обещал вернуться не раньше, чем через сутки; и не имел ни одного лишнего часа – по возвращении толстяка они почти наверняка сразу улетят. На чудесную девушку с планеты Бурахани ему отводился всего лишь один день. Но и никогда в жизни у него не имелось столь отзывчивой партнерши – Лиенна с минуты на минуту ожидала своего последнего, смертного часа, уже смирилась с ним и лишь торопилась впитать те последние мгновения счастья, которые мог дать ей явившийся издалека демон.
Платон еще раз провел ее по пути, который она одолела за последние два дня, лаская девушку и губами, и руками, и языком, и лишь потом, уже почти обессиленную уложил на подушку и сильным, почти жестоким толчком вошел внутрь. Она слегка вскрикнула, но не оттолкнула его, а только сильнее обняла, царапая спину ногтями, и теперь настала очередь Атлантиды терять рассудок, забывать реальность, терять контроль над своим телом, рвущимся куда-то ввысь, словно в девичьем теле есть свои Эвересты[38]. Потом внутри него словно взорвалась бомба, унесшая последние остатки сил, и Платон обмяк, лежа рядом с Лиенной и не забывая удерживать ее рядом закинутой на талию рукой.
– Ты ничего не сделал, – тихо произнесла космонавтка, когда немного пришла в себя.
– Чего? – совершенно забыл про свои страшилки Атлантида.
– Ты не стал забирать у меня энергию.
– Почему ты так решила? Я забрал очень много твоей энергии.
– Но я ничего не чувствую… – Лиенна запнулась и поправилась: – почти ничего.
– Так и должно быть. Я взял твою энергию, ты взяла мою. Ты и не должна ничего чувствовать. Просто ты стала немного мной, а я – немного тобой.
– Я не брала твоей энергии! – испугалась девушка, попытавшись вскочить.
– Ты этого просто не заметила, – Платон поймал ее за руку. – Постой, я хочу рассказать тебе одну вещь. Понимаешь, очень, очень давно, создавая человека, Бог вдохнул в него жизнь. Ведь совершить такое не способен никто, кроме Господа, правда? Но он не мог постоянно ходить за людьми по свету, даруя жизнь новым и новым рождающимся детям. И Бог оставил в нас искорку, частицу самого себя, своей души. Каждый раз, когда люди соединяются, чтобы создать новую жизнь, частица просыпается в них, заполняет их души, чтобы наградить Божественными способностями. И только в этот миг человек способен ощутить, что такое Бог, какова его душа, каковы его чувства, какова его любовь. Собственно, в этом и есть суть христианства. Мы должны любить друг друга так, как Он любит нас. Мы соединяемся, чтобы осознать Его чувства, становимся перед его ликом единым существом. Потом опять распадаемся. И часть меня остается с тобой, а часть тебя – со мной. Скажи, Лиенна, ты почувствовала в себе душу Господа?