— Осторожно, двери закрываются, — равнодушно объявил водитель.
Василь Тарасович, совсем уж бесцеремонно распихав людей, в отчаянном рывке достиг дверей и соскочил на тротуар. Сквира протиснулся в образовавшуюся щель и приземлился рядом. Двери захлопнулись, и автобус, выпустив струю густого дизельного дыма, медленно пополз дальше…
По обе стороны улицы тянулись пятиэтажки со множеством светящихся окон. Прямо перед сыщиками сверкали витринами гастроном и длинный магазин электротехники. Сквозь стекла были видны покупатели, перебиравшие музыкальные пластинки.
Свет из витрин освещал торчавшую посреди тротуара водяную колонку, от нее к дороге тянулась влажная полоса. Где-то в глубинах этого микрорайона должны были прятаться частные дома, для которых ее здесь при застройке и оставили.
Сквира и Козинец пересекли проезжую часть, обошли стоявшую на углу бочку с квасом и, перепрыгивая через разломы в асфальте, направились к виднеющейся впереди длинной пятиэтажке из белого кирпича.
Дом был довольно новый, но жильцы уже успели разбить перед ним с десяток огородиков с цветами, картошкой и зеленью. Забор отделял посадки от детского садика.
Северин Мирославович и Василь Тарасович взбежали по ступенькам подъезда. Лифта, конечно, здесь не было и быть не могло. Пришлось подниматься пешком.
Дверь им открыла молодая женщина в переднике, повязанном поверх халата.
— Иван Михайлович Гедзь дома? — спросил лейтенант.
— Да. А вы кто?
Сквира покосился на погоны Козинца, но все же достал удостоверение.
— Проходите, — неуверенно пригласила женщина. — Папа телевизор смотрит.
Они сняли в прихожей туфли и по тканевым дорожкам прошли в комнату. Навстречу с дивана поднялся пожилой мужчина в домашних брюках и майке.
— Иван Михайлович? — уточнил капитан, показывая и ему свое удостоверение.
— Он самый, — кивнул мужчина. — Наш Артурчик что-то натворил?
В кресле перед цветным телевизором сидел подросток лет четырнадцати. Услышав свое имя, он с любопытством оглянулся, при этом всем своим видом демонстрируя независимость и самодостаточность. Заметив на одном из пришедших милицейскую форму, быстро перевел глаза на экран, но все же через секунду вновь покосился на Козинца. В руках мальчишка вертел новомодный пластиковый кубик, состоявший из множества разноцветных кубиков поменьше. Одну его грань он уже сложил.
— Мы по поводу Ревы.
Иван Михайлович с грустью вздохнул и указал на стулья, стоявшие вокруг стола в центре комнаты. Сам опустился на диван.
— Вы когда его видели в последний раз? — спросил Сквира, садясь.
— Позавчера. На дне рождения Часныка. Это преподаватель нашего ПТУ.
— Да, мы знакомы с Алексеем Тимофеевичем…
Козинец подошел к Артуру и тихо с ним о чем-то заговорил. Потом пододвинул свой стул поближе и начал что-то показывать пальцем на пластиковом кубике. Сквиру это задело — лейтенант, похоже, помогать ему не собирался. Несколько раздраженно он продолжил расспросы:
— А Реву вы насколько хорошо знали?
— Да неплохо. Часто встречал его у Часныка. И по делам виделись — кирпичный завод берет на работу наших выпускников. Иногда говорили с Ревой об истории…
— Орест Петрович любил все украинское?
— Все украинское? — не понял Иван Михайлович.
— Язык, культуру, героев…
— Шевченко, что ли? — хмыкнул Гедзь. — Никогда не слышал от него о Шевченко. Вот порассуждать о том, куда девался младший сын князя Владимира Крестителя, он мог. Судя по рассказам Ревы, это была весьма таинственная история. А про Шевченко… Нет, Реву интересовало лишь то, что происходило очень давно…
В комнату вошла открывшая им дверь женщина. В руках у нее был поднос со стаканами и пузатым графином с прозрачной жидкостью светло-коричневого цвета.
— Чайный гриб, — пояснила она, опуская поднос на стол перед Сквирой.
— Спасибо, — приятно удивленный, капитан одним глотком выпил полстакана кисловатой жидкости. Напиток освежал.
Женщина улыбнулась, потом достала тарелки из серванта и унесла их на кухню. Оттуда донеслись шум льющейся воды и звяканье.
Подросток в кресле вдруг рассмеялся. Кубик был уже у Козинца, и Василь Тарасович крутил его с завидной энергией, хотя, похоже, безуспешно.
