Внезапно Чжу Вон свернул к обочине и достаточно резко остановил машину. Вынул телефон и набрал номер.
— Сон У, — спросил он в трубку, — ты уже сделал то, что я просил?… Сделал?… Просто ситуация изменилась. Можешь это отменить?… Ушло в разные? Хорошо, понял тебя… Ладно, пусть остаётся так. Всего доброго, Сон У.
Чжу Вон снова вывел машину на дорогу. Через некоторое время он притормозил у какого-то зелёного памятника, изображавшего сидящую женщину в маске для подводного плаванья и с какой-то круглой штуковиной в руках.
— Смотри, — сказал он, кивком головы задавая направление, — это памятник корейским женщинам-ныряльщицам, хонде.
Женщины-ныряльщицы? У нас, в «нашей» Корее их зовут- хенё. А тут, значит- хонде? Вот жешь! Оказывается всё просто! Я, опять, «лопухнулся». А эта круглая штуковина, что у женщины в руках на памятнике, это сетка-ловушка, а сзади — буй, который показывает проплывающим мимо лодкам, что тут где-то работает человек.
— Хочешь, могу тебе про них рассказать, — обернувшись ко мне, предложил Чжу Вон.
С чего это он так подобрел? На жалость пробило, что ли? Ну ладно, пусть расскажет. Может, услышу то, что не знаю. Миры-то разные!
— Хочу, — кивнул я и поблагодарил, — спасибо, Чжу Вон-оппа!
— Хонде — это женщины, которые добывают из моря морские деликатесы, — начал свой рассказ Чжу Вон, снова выезжая на дорогу, — Ракушки, трепанги, ловят осьминогов, каракатиц, рыбу, если получится. В общем всё, что сумеют поймать. Работают без аквалангов. Маска, ласты, гидрокостюм, сетка, буй ну и крючок для отрывания ракушек от камней. Вот всё, что у них есть с собою.
— А почему без акваланга? — полюбопытствовал я, — с ним же удобнее?
— Акваланги запрещены, — сказал Чжу Вон, — если их разрешить, тут лет через пять на дне пустыня будет. Выловят всё.
— А, ну да, — сообразив, кивнул я.
— А так, — продолжил мне рассказывать Чжу Вон, — природный баланс особо не нарушается. Тем более, что ныряльщиц становиться с каждым годом всё меньше…
— Почему? — опять задал я вопрос, — улов падает? Экология?
— Дело совсем в другом, — бросив на меня внимательный взгляд ответил Чжу Вон, — раньше, в 60-х годах, ныряльщиц было очень много. Спрос на морепродукты был весьма высок, а их промышленного производства тогда ещё не было. Хонде хорошо зарабатывали. Строили на полученные деньги дома, отправляли детей учиться. Часто бывало так, что ныряльщицы, а не их мужья содержали семьи…
— А что, разве мужчины этим не занимались? — удивился я, — Это ведь было прибыльно?
— Ну ты скажешь! — удивился в ответ мне Чжу Вон, — Хонде — это чисто женское ремесло!
— Почему? — не понял я, — разве мужчины этим не могли заниматься?
— Потому, что… — начал объяснять мне Чжу Вон и замолчал.
— Потому, что это женская работа! — секунд через тридцать выдал он мне объяснение и добавил, — Если бы ты всё помнила всё как надо, то таких бы глупых вопросов бы не задавала! Понятно?
— Понятно, — не став спорить кивнул я.
Хотя совершенно было не понятно. Что, табу, что ли на этот вид деятельности для мужиков наложен? Странно. Работа не из лёгких, опасная. Но только женщины. Очень странно.
— А что было дальше? — спросил я у Чжу Вона.
— А дальше случилось то, что не могло не случиться, — неторопливо ответил он, внимательно смотря на дорогу, — дочери ныряльщиц, получив образование, не захотели возвращаться из городов в рыбацкие деревни. Оказалось, что можно зарабатывать и без ежедневного риска. Без каждодневных многочасовых погружений в холодную воду с последующим отогреванием у костра. И они не вернулись. Матери остались без смены. Им оказалось некому передать свой опыт и умение. Количество ныряльщиц стало сокращаться. Потом началось промышленное выращивание моллюсков и всего остального того, за чем охотятся хонде. И их стало ещё меньше. Потом в Корею завезли цитрусовые. Климат острова Чеджу, который больше всего был известен своими ныряльщицами, оказался превосходным для выращивания мандарин. Сейчас на нём полно плантаций, которые дают их владельцам годовой доход, сопоставимый с доходом ныряльщиц. Но это работа на земле, без риска утонуть. Поэтому люди
