В тот же день Кошелькова в сопровождении Булаева (Сухоруков остался при раненом Савельеве) и конвоя Вяземской ЧК отправили в Москву. Два молоденьких красноармейца, опасаясь побега, не спускали с него глаз. Но Кошельков вея себя настолько спокойно, что решили даже развязать ему руки. В Москву прибыли без всяких происшествий. На перроне к Булаеву подошла молодая женщина, закутанная в серый платок, и попросила разрешение передать арестованному буханку хлеба. Булаев не возражал. Ему не могло прийти в голову, что в буханке браунинг, а стоящий недалеко от водогрейни чубатый парень — подручный Кошелькова Сережка Барин...
В следующее мгновение загремели выстрелы. Один из красноармейцев был убит наповал, а другой умер, не приходя в сознание. Булаев, в которого Кошельков выстрелил в упор, а затем сбил с ног ударом в подбородок, отделался легко — несколько царапин и надорванное пулей ухо.
Так закончилась вяземская операция, за которую Булаев неделю находился под арестом, а Мартынов получил выговор в приказе.
* * *
— Вам письмо, гражданин Белецкий! — сказала жена доктора, когда я забежал вечером переодеться. (После того как я завязал дружбу с Тузиком, Тушновы разговаривали со мной сугубо официально.)
«Наверно, от сестры», — подумал я, взяв серый конверт. Но мадам Тушнова, кривя губы, объяснила:
— От вашего приятеля, босяка с Хитровки.
— Спасибо, — поблагодарил я, направляясь к себе.
Но жена доктора меня окликнула:
— Минуточку, гражданин Белецкий!
— Да?
Хотя в цветастом капоте, с торчащими из-под ночного чепца бумажными папильотками трудно было изобразить богиню мщения, мадам Тушнова воплощала Немезиду.
— Нам не нравятся ваши подозрительные знакомства, гражданин Белецкий.
— Вот это меня меньше всего интересует.
— Естественно. Вас интересует лишь ваш юный приятель с Хитровки, — как это в вашей среде выражаются? — ваш малолетний кореш. Так вот, убедительно прошу сюда его больше не приводить. Мы не хотим быть обворованными. И еще вас прошу не являться домой позже шести часов вечера. После шести можете ночевать на Хитровке. Никто двери вам после шести вечера открывать не будет.
— Только попробуйте!
— Да, не будет, хоть стреляйте!
— А вот начну стрелять, тогда посмотрим! — пообещал я, уже не в силах сдержать нарастающее раздражение.
Эффект от сказанного превзошел всякие ожидания: мадам Тушнова побелела — ее щеки приобрели цвет бумажных папильоток.
— Выродок! Бандит! Хулиган! — взвизгнула она, скрываясь в своей комнате. Из-за двери до меня донеслись громкие рыдания и истерические выкрики: — Бобочка! Этот негодяй нас убьет! Он приведет сюда хитрованцев!
Я вошел к себе в комнату и демонстративно громко щелкнул задвижкой.
С чего Тузик решил затеять со мной переписку? Со времени нападения на Ленина мальчишка ко мне не заходил. Совсем от рук отбился. Уж если Груздь взял над ним шефство, то пусть по-настоящему займется пацаном, а то болтается неизвестно где, дружит неизвестно с кем. Да и мы с Сухоруковым тоже хороши. Недаром говорят, что у семи нянек дитя без глазу.
Надорвав конверт, я достал тщательно сложенную записку. На пористой серой бумаге, видимо оберточной, химическим карандашом было нацарапано:
«Саша! Есть об чем поговорить. Очин важное дело! Приходи в «Стойло Пегаса». Тузик».
Что у Тузика за «очин важные дела»? В конце концов, мог бы подождать меня в подъезде, если мадам Тушнова отказалась его впустить в квартиру.
«Стойло Пегаса» находилось на Тверской, а в моем распоряжении было всего полчаса. Мне предстояло принять участие в исключительно важной ночной операции. После побега Кошелькова были немедленно арестованы его невеста, которая передала бандиту пресловутую буханку хлеба, и Севостьянова. На допросе Ольга Федорова, между прочим, показала, что Кошельков бывал на даче у родственников Клинкина (Ефимыча). Один раз она ездила вместе с ним и запомнила расположение дачи. Про эту дачу слыхала и Севостьянова, которая утверждала, что Кошельков часто хранил там награбленное. Поэтому дача была взята под наблюдение. Сотрудники, которым это поручили, ежедневно информировали Мартынова, что ничего подозрительного они не замечают. Мартынов уже хотел было снять оттуда людей, когда Конек, задержанный в подпольном карточном притоне, сказал, что Кошельков намеревается скрыться из Москвы и договорился встретиться с Клинкиным на какой-то даче, куда он свозил награбленное. Что это за дача и где она находится, Конек не знал, но об этом теперь было нетрудно догадаться.
