Тревожные будни - страница 192

Генерал четко изложил суть задачи: милиция напала на след опасных преступников. Бандитов следовало обезвредить, причем как можно скорее, пока они не натворили бед.

— Операция предстоит сложная и... — генерал сделал паузу, — опасная.

В милиции, как в военном деле, есть вещи, о которых нельзя все говорить. Профессиональная тайна. К чему, например, подсказывать злоумышленнику новые приемы и методы нарушения закона, зачем «учить его уму разуму». Совсем не обязательно и смаковать подробности тяжких преступлений. Поэтому мы опускаем подробности операции. Скажем только, что была она очень сложной, очень рискованной. На ее завершающей стадии они стояли друг против друга, готовясь к схватке: Попрядухин с товарищами и вооруженные преступники. На первый взгляд, их разделяла лишь плотно закрытая дверь. Но на самом деле между ними стояло нечто более существенное: разность целей. Те, что укрылись, замышляли преступление. Те, что взялись обезвредить сумасбродов, боролись за людские жизни.

Подвиг начинается тогда, когда человек во имя большого дела осознанно и добровольно идет на риск. Александр и его товарищи по группе знали о смертельной опасности, но не дрогнули в решительный момент.

Десять томительных минут длился поединок нервов. Бандиты не выдержали испытания. Их пугала зловещая тишина за дверью. И они приоткрыли ее. Всего на долю секунды. Но этого было достаточно, чтобы Александр Попрядухин, в мгновение оценивший обстановку, первым ринулся навстречу выстрелам, навстречу своей большой победе... Он принял огонь на себя... Так велел ему долг коммуниста, долг офицера милиции.

Как-то нынешним летом преподавателю Академии МВД СССР капитану Попрядухину довелось побывать в брянских местах. Прошелся он лесом, полной грудью вдохнул настоянный на хвое и травах воздух. Свернул с большака на проселок, ведущий в маленький Сивск, где родился, но откуда уже давно уехала его семья. Подумалось Александру: «Вот сейчас увижу раскидистый дуб на околице, березовую рощу, а за ней добротные, бревно к бревну, избы». Но не было изб. Снесли поселок. Тесно стало колхозным полям. Жители переехали в центральную усадьбу.

Понимал капитан: так надо, так лучше. Но сердце отчего-то сжималось. Никто теперь никогда не узнает, что был на свете Сивск. Высказал он эту мысль своему попутчику — бывшему соседу, деду Василию. А тот, недаром мудрым слывет, и говорит: «Все от нас зависит. Найдется кто из земляков, что славные дела умеет творить, прославится, люди обязательно вспомнят, скажут: «Человек этот родом из Сивска».

Прав оказался старый колхозник. Будут люди теперь всегда помнить маленький лесной поселок, потому что дал он стране человека, первым среди работников милиции заслужившего в мирное время звание Героя Советского Союза.

Он лежал на госпитальной койке, а в распахнутое окно вливались теплые, сиреневые московские сумерки. Он лежал и с каким-то странным чувством, будто эти скупые газетные строчки не о нем, Ариане Игнатьеве, а о ком-то другом, в который уже раз принимался перечитывать указ:

И снова, будто наяву, чувствовал, как лицо его обжигал ветер погони за той машиной. Снова видел, как оттуда высовывается черный ствол и почти в упор прошивает пулями их УАЗик. Опять слышал дробный, сухой перестук своего автомата, посылавшего ответную очередь. И на эти воспоминания тупой болью отзывалось раненое плечо.

Нечасто теперь, увы, доводится Ариану посещать родные места, ступать по хоженым-перехоженым дорожкам страны своего босоногого детства — села Тойбохой, взятого в плен тайгою. Здесь его корни, земля предков. Отсюда и пошел крепкий род Игнатьевых — людей, сызмальства не гнушавшихся никакой работой: таежных добытчиков, охотников, рыболовов. Вот и его, Ариана, постепенно приучали крепко держать ружье и метко целиться, бегло читать «лесную книгу», ловко управляться с немудреной рыбацкой снастью на полноводной реке Вилюй.