— Ну, прошу извинить, если такое дело. С утра силы много, все прибавить хочется...
У водителя, значит, тоже утренний подъем...
— Права красивые, дырок делать не будем, — сказал Мокеев и вернул права. — А рубль в казну взыщем — за превышение.
— Это пожалуйста! — обрадовался водитель. — Рубль не потеря, но механику я плешь протру насчет спидометра...
— Во-во, протри, — сказал Мокеев, выдавая квитанцию. — Только не говори мне больше, что не знаешь разницы — шестьдесят или восемьдесят. А то я краснею, когда мне врут. Лады?
— А как же! — Водитель протянул рублевку, все еще улыбаясь и радуясь, что легко отделался.
Мокеев сел за руль, свернул к заводу и немного обождал у павильона. Торговля уже шла, мужчины табунились у окошечка, и чей-то трактор стоял у проходной. Мокееву интересно было узнать: не в пивной ли очереди выстаивал тракторист? По виду вроде не было его там, но кто его знает, нынче по виду можно и ошибиться. Пока стоял да рассматривал, вспомнилось, как водитель автобуса легко рублевку отдал, прямо с радостью. У него там, похоже, еще наготовлены были, чтоб без сдачи. А ведь если сообразить, то кило сахару отдал, даже с лишком. За погонялки. Легко он сахаром кидается, этот парень, легко. Хотя, наверное, рублей триста пятьдесят он в месяц выколачивает. Десятка на день выходит, ничего.
Тракторист вышел из проходной, завел свою «Беларусь», и Мокеев вздохнул: слава богу, не в пивной очереди водитель, хоть тут пронесло. Но утреннее настроение проходило, таяло. На улице Ленина, около университета, светофор уже включили, но красный свет не помешал какой-то блондинке сунуться под самые колеса. Пришлось снова взяться за микрофон: «Гражданка в светлом плаще! Что вы там забыли, под колесами? Вернитесь на тротуар. Пожалуйста!»
Прохожих прибавилось — тут всегда студентов полно. Мокеев увидел, как блондинка вспыхнула, вернулась на тротуар и приняла независимую позу. На нее смотрели, но в данную минуту ей эти взгляды, кажется, не импонировали.
Тут уж Мокеев ничего не мог с собой поделать. В ГАИ, случалось, его поругивали за отступление от официальности. Однажды звонил какой-то обиженный полковнику и сердитым тоном выговаривал, будто ему не только сделали замечание из милицейской машины, но еще и выставили на смех людям. Начальник обиженному ответил, что рад слышать его живой голос в телефоне: конечно, самолюбие товарища пострадало, но сам-то он жив, с чем его горячо поздравляет весь личный состав областной автоинспекции. Но Мокееву на утренней летучке все-таки мягко поставил на вид — попросил поменьше отсебятины, поближе к официальности.
Мокеев несколько дней честно держался, но потом снова перешел на вольный разговор с нарушителями через динамик.
Город небольшой, лица примелькались, и Мокеев с удовольствием замечал, как такие обиженные, завидев милицейский фургончик с рупорами, почти молитвенно всматривались в светофор, выжидая зеленый свет. Самолюбие, оказывается, — фактор. «Лучше уж словом по самолюбию, чем колесом по голове», — окончательно решил Мокеев.
Начинался час «пик», троллейбусы отходили с полуприкрытыми дверьми, из которых торчали чья-нибудь спина или плечо; народу стало много, светофоры мерцали через правильные интервалы — Мокеев выверил.
Через десять минут начиналась планерка — полковник не признает опозданий, — пора.
Со своего стула в кабинете начальника Мокеев видел часть территории за стеной гаража, где все еще лежал смятый кузовок булыгинской «Победы».
Виден был изуродованный багажник — ударили сзади, на большой скорости. Булыгин руля не выпустил, а шейные позвонки не выдержали. Говорили: полковник просил завгара обождать, не сдавать булыгинский кузовок в лом. Для наглядности, что ли?
Булыгин, до с в о е г о с л у ч а я, сидел на планерках вот на этом самом стуле, на котором теперь место Мокеева. У полковника издавна такой порядок — каждый сидит строго на своем месте.
Булыгин был одним из первых в области гаишников, из самых известных. Легенды о нем и теперь рассказывают новичкам. Как, например, остановил Булыгин одного злостного угонщика, голыми руками остановил. Началась вдруг серия угонов. Частники-любители чуть не в машинах ночевали, и все же каждую ночь пропадала машина из гаража или с улицы. Угонщик катался сколько мог по окрестным дорогам, потом бросал машину, да злобно бросал: то в кювете, то поперек дороги развернет, за крутым поворотом, чтоб другая машина стукнула. На ноги подняли всех, долго поймать не могли. Затаится — несколько ночей не слышно. Потом опять... Булыгин поймал. Как он разглядел ночью в старом ЗИСе угонщика — кто его знает. Он и сам толком сказать не мог. Но увидел, что не та рука машину ведет, какую-то неточность заметил — глаз-то набит! И дело было на окраине, под тусклой лампочкой. ЗИС выворачивал из переулка — его там хозяин на ночь оставил, чтоб поутру в гараж не бежать. Булыгин руку поднял — стой, мол! Тот газанул мимо, и тут Булыгин руку в карман сунул и швырнул в боковое стекло. А чем швырнул, только потом выяснилось. Угонщик пригнулся, с управлением не совладал и воткнулся в забор. Ну, остальное — дело техники. Потом оказалось, что он ключами от квартиры запустил в угонщика. Наутро приехал на место — искали, еле нашли. Смеялись еще тогда.
