Добрые отношения с товарищами детства останутся на всю жизнь. Когда в 1860 году Н. Г. Рубинштейн предложит организовать Московское отделение Русского музыкального общества, Павел Михайлович одним из первых откликнется на это начинание и внесет значительные пожертвования. А в одном из писем к жене из Парижа, побывав на концерте Н. Г. Рубинштейна, напишет: «Чрезвычайно приятное чувство ощутил я, слыша первый раз русскую музыку в Столице Света. Исполнение было прекрасное, <…> Николай Григорьевич играл чудесно, кроме публики весь оркестр аплодировал ему при каждом появлении и сходе с эстрады». Напомним, умер Н. Г. Рубинштейн на руках у жены Сергея Михайловича Третьякова, с которым они были дружны в продолжение всей жизни пианиста.
Жили Рубинштейны «на Толмачах в приходе Николы», иначе — в Толмачевском переулке близ церкви Святого Николая Чудотворца. Рядом с их домом находилась церковная земля, а с севера к храму примыкал участок с большим домом, который позже купят Третьяковы и где впоследствии разместится знаменитая галерея.
В праздничные дни, когда по всему Замоскворечью пахло пирогами, любимейшим занятием братьев Третьяковых было бродить по незнакомым, тонущим в садах улочкам и переулкам.
В Замоскворечье нетрудно было заблудиться.
Сквозь булыжник мостовой пробивалась трава. Кудахтали куры, перебегая улицу. Мычали в хлевах коровы.
Братья петляли по переулкам, чтобы взглянуть на какой-нибудь старый примечательный дом и услышать позже от отца, кто в нем живет. Отец, выслушав, рассказывал про архиереев, купцов, юродивых, злодеев, вельмож.
Иногда Михаил Захарович возил сыновей в Даниловский или Донской монастыри.
Гуляя с семейством по липовым аллеям старых московских кладбищ, отец обращал внимание детей на достопамятные могилы: в Даниловском монастыре на неугасимую лампаду над надгробием святого благоверного князя Даниила Александровича, а в Донском — на красивые скульптуры, в том числе на знаменитого бронзового плачущего ангела, выполненного Мартосом, поставленного неутешным мужем над могилой Анны Петровны Кожуховой — бабушки известного впоследствии схимонаха Зосимовой Пустыни Симона. Показывал и часовню, построенную на месте убийства архиепископа Амвросия.
Вскоре братья так хорошо ориентировались в родном Замоскворечье, что без труда могли сказать, в каком храме хор лучше, где звонят торжественнее.
А сколько историй рассказывали новые знакомые! Любезный отец Петр, настоятель храма Спаса Преображения, на Болвановке, поведал им: здесь, в Замоскворечье, при Иване Третьем была порушена позорная обязанность платить дань. На том месте, где стоит храм, в давние годы встретил Иван Третий ханских послов, приехавших за данью, встретил да поломал басму татарскую, то бишь болвана, изображающего хана. Истоптал его ногами и приказал гневно: «Послов казнить!» А одного, оставленного в живых, отправил к хану да наказал: «Езжай и передай хану: приедет сюда сам и с ним так поступят».
И любопытством загорались у ребят глаза, когда они слышали: близ Клементовского переулка, среди одноэтажных домов, стояли под знаменами полки князя Пожарского. Отсюда Кузьма Минин совершил рейд в тыл к полякам и, разбив их запасной полк, обеспечил победу русским.
С каждым таким путешествием ближе и дороже становилось родное Замоскворечье — эти небольшие дома с мезонинами в глухих переулках, цветущие сады за высокими заборами, нарядные храмы, фонари, тускло горевшие по вечерам…
Кончались праздники, и наступал пост. С утра воздух оглашался медленными, наводившими уныние ударами церковного колокола.
Михаил Захарович перевел Пашу в контору — учиться вести торговые книги.
Характер у сына живой. Не без юмора подросток. Но в делах, в свои пятнадцать лет, серьезен. Отец доверял ему. Отныне все важные деловые бумаги, обязательства, документы известны не только родителям, но и старшему сыну.
Сам тятенька стал сдавать. По вечерам подолгу сидел в своем кабинете, подумывал о завещании. В который раз обмакивал перо в чернильницу и брался за чистый лист.
«Все <…> недвижимое родовое и благоприобретенное имение <…> наследуют <…> дети мои <…> Благоприобретенный движимый капитал, в чем бы он ни заключался, отказываю и представляю в полное владение и распоряжение любезнейшей супруге Александре Даниловне».
