Третья мировая сетевая война - страница 135

Шрифт

Интервал

Современное постлиберальное общество глобального Запада является цивилизационной квинтэссенцией торгового строя, формировавшегося на Западе столетиями, а это, в свою очередь, формирует мотивацию каждой отдельной боевой единицы, которая, несмотря на кибернетическую начинку, всё же остаётся преимущественно человеком, сформированным западным контекстом торгового общества. И здесь именно человеческий фактор становится слабым местом кибернетического организма сетевой войны. А конкретно то, что в подавляющем количестве случаев к действию такого актора побуждает финансовая мотивация. Индивид Запада не оперирует категориями веры, ибо он тотально материален, — в этом суть западного общества. Воля у такого субъекта становится продолжением его финансовой, материальной одержимости и отдельно не существует. Таким образом, понимая происхождение уязвимых мест, мы имеем возможность сформировать от обратного тип, способный противостоять киборгу. Таким типом личности является человек, для которого фактор веры является решающим, а воля есть следствие этой веры, представляясь категорией абсолютно нематериальной, но метафизической. Солдат будущего с нашей стороны, способный достойно противостоять киборгам, клонам и мутантам постлиберального будущего, — это человек с устойчивой верой, набором морально-нравственных качеств, вытекающих из веры, морально устойчивый, волевой и, соответственно, нематериально мотивированный. Чем меньше человек испорчен материальным, тем более устойчивой в военном отношении обобщающей системой он является. Ну, а его технологическое обеспечение — это техническая сторона вопроса, доступная в глобальном мире в одинаковой степени в любой точке планеты. В конце концов, небольшое технологическое отставание сполна компенсируется морально-волевыми качествами боевой системы. И самое главное — он должен видеть сеть и осознавать её враждебность, выраженную в эсхатологических категориях.

В понятиях Апокалипсиса после финальной битвы между силами добра и зла спасутся не многие, но именно сохранившийся остаток верных по итогам Страшного суда станет в основании нового мира, нового Эона, Нового света — золотого века, дарованного человечеству после завершения света старого, нынешнего — выродившегося и разложенного до самого последнего предела. Несмотря на всю нематериальность подобных представлений, вызывающих со стороны материального мира лишь усмешку и иронию, именно они являются нашим последним асимметричным преимуществом в формате ведения сетевой войны с учётом беспросветного технологического отставания. Ибо, как не раз уже было подчёркнуто, сетевая война глобальна, она идёт, она неизбежна — и времени на раздумье мало. Либо мы принимаем метафизическую категорию веры в качестве основного оружия, либо мы проигрываем битву до её начала. Конец уже близок. Другого Выбора нет…

Контроль мира сего

(заключение)

Конец уже близок, а значит, пора задать главный вопрос: если западная глобальная сеть тотальна и неуязвима, чем Россия может ответить на вызов предстоящей финальной битвы? Иными словами, есть ли возможность евразийской сети и где она должна быть раскинута?

Соединённые Штаты Америки, ставшие грозным оружием в руках эсхатологически одержимой верхушки, претендующей на глобальную власть над этим миром, — это, как и всё в материальном мире, — неживое, искусственно созданное образование. По линейке проведённые административные границы, внутренняя дисгармония с огромным набором социальных проблем, расовых, этнических, культурных — неоднородность анклавов, сепаратизм — Техас, Аляска. Цивилизационно отчуждённые территории индейских резерваций, нерешённые вопросы миграции, неразрешимые проблемы ассимиляции, доминация меньшинств, межэтническая напряжённость, рознь, вражда, озлобленность, вырождение…

Великий русский писатель Юрий Мамлеев как-то рассказывал, что когда он ещё жил в Нью-Йорке, в 1974 году там случилась авария на электроподстанции. Обесточенные кварталы монструозного мегаполиса повисли невыносимым грузом на оставшихся в рабочем состоянии подстанциях, и те не выдержали, выгорая, словно пустые консервные банки в костре, одна за одной. Город погас. Что тут началось: грабежи, насилие, убийства, мародерство. Что может сдержать человека, живущего ради наживы и освободившегося от морали, стоящей на пути жажды обогащения? Жажды, возведённой в ранг высшего человеческого вожделения обществом абсолютной духовной пустоты. У тех, кто лишён морально-нравственных сдерживающих факторов, остаётся только страх перед законом. Когда же гаснет свет и страдающие ожирением полицейские перестают видеть, что происходит вокруг, — закон перестаёт работать. Гаснут камеры наблюдения. Гаснут мониторы. Отключаются сигнализации и электрические замки. Не даёт питания включённый в розетку адаптер телефона. Не работают светофоры. Останавливается общественный транспорт, встаёт метро. Наступает тишина. В этой тишине можно наконец-то расслышать дыхание стоящей рядом женщины. Она испугана и поэтому взволнована. Она так беззащитна в этой беспросветной тишине, ещё более одинока и беззащитна, чем прежде. Есть только этот момент, есть проснувшиеся, нахлынувшие волной самые низменные, животные инстинкты, страсть, подавленная миром отчуждения и механических процессов. И есть она. Есть насилие, убийство и возможность удовлетворить жажду животной власти и животной наживы. Освобождённое от духа двуногое животное, без страха — его подавляет электричество мёртвого мегаполиса — и без тормозов. Свобода тех, кто лишён всего человеческого, — это свобода убивать и грабить безнаказанно. Насилие — как символ материального раскрепощения. Вот где шанс поквитаться со всеми, кто слабее, но почему-то занял ступеньку выше в искусственной иерархии общества тотального отчуждения.