— Да? — сказала она наконец.
Пуаро, иностранец до кончиков ногтей, почтительно снял шляпу и поклонился. Она же словно завороженная смотрела на его усы.
— Миссис Рестарик?
— Да. Но я…
— Надеюсь, мое появление не слишком вас расстроило, мадам?
Ее губы тронула улыбка.
— Нет-нет. А вы…
— Я позволил себе нанести вам визит. Это для меня величайшая честь. Мой старинный друг миссис Ариадна Оливер…
— Да, конечно! Я знаю, кто вы. Мосье Пуаре.
— Мосье Пуаро, — поправил он. — Эркюль Пуаро к вашим услугам. Вот оказался в ваших краях и дерзнул явиться к вам в надежде, что мне будет позволено засвидетельствовать мое почтение сэру Родрику Хорсфилду.
— Да, Наоми Лорример предупредила, что вы можете заглянуть к нам.
— Надеюсь, я не причиню неудобства?
— Ну что вы, какие же неудобства! Ариадна Оливер была у нас в прошлую субботу. Приехала с Лорримерами. Ее книги очень увлекательны, не правда ли? Но, может быть, вы не любитель детективных романов. Вы ведь сами сыщик, если я не ошибаюсь? Настоящий?
— Самый настоящий из всех настоящих, — ответил Пуаро.
Он приметил, что она подавила улыбку, и вгляделся в нее внимательнее. Безусловно красива, но несколько искусственной красотой. Золотые волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу. Не исключено, что в глубине души она чувствует некую неуверенность и потому так усердно играет роль хозяйки поместья, обожающей свой сад. Пуаро попробовал прикинуть, кем были ее родители.
— У вас чудесный сад, — сказал он.
— Вы любите сады?
— Не так, как их любят англичане. У вас в Англии это просто какое-то национальное хобби. У вас к садам совершенно особое отношение. У нас не так.
— Вы хотите сказать, у французов?
— Я не француз. Я бельгиец.
— Ах да! Миссис Оливер, кажется, упомянула, что вы некогда служили в бельгийской полиции.
— Совершенно верно. Я — старый бельгийский полицейский пес. — Он засмеялся, но очень сдержанно, дабы не нарушить рамок благопристойности, однако при этом чересчур живо взмахнул руками. — Но сады предпочитаю английские. Тут я всецело у ваших ног! Латинские расы предпочитают регулярные сады — перед шато[25], так сказать. Стремятся повторить Версаль в миниатюре, и, кроме того, разумеется, они придумали potager[26]. Он очень важен — potager. Здесь, в Англии, у вас есть potager, но вы заимствовали его из Франции. Только вы не так любите potager — не так сильно, как свои цветы. Hein?[27] He так ли?
— Да, по-моему, вы правы, — сказала Мэри Рестарик. — А теперь пойдемте в дом. Вы же приехали к моему дяде.
— Совершенно верно, я приехал принести дань почтения сэру Родрику, но я воздаю ее и вам, мадам. Я всегда приношу дань почтения красоте. — Он поклонился.
Она засмеялась — чуть-чуть смущенно.
— Ну к чему такие комплименты!
Вслед за ней он направился к открытой стеклянной двери.
— Я встречался с вашим дядей в сорок четвертом году.
— Он, бедненький, очень одряхлел. И, боюсь, совсем оглох.
— О, со времени наших встреч прошло столько времени! Вполне возможно, он успел меня забыть. Наши встречи, знаете ли, были связаны, связаны.., мм.., с разведкой и дальнейшей разработкой некоего изобретения. А этим важнейшим изобретением мы обязаны талантам сэра Родрика. Надеюсь, он все-таки захочет меня увидеть.
— Не сомневаюсь, что он будет очень доволен, — сказала миссис Рестарик. — Теперь ему живется.., ну в общем, скучновато. Мне часто приходится уезжать в Лондон — мы подыскиваем там подходящий дом. — Она вздохнула. — С пожилыми людьми иногда бывает так трудно!
— О, я знаю, — сказал Пуаро. — Со мной тоже, порою, нелегко договориться.
Она засмеялась.
— Ну, нет, мосье Пуаро, пожалуйста, не изображайте из себя старика.
— Иногда меня называют именно так. — Пуаро вздохнул. — Юные девушки, — скорбно добавил он.
— Очень бестактно с их стороны. Совсем в духе нашей дочери.
— О, у вас есть дочь?
— Да. То есть мне она падчерица.
— Буду счастлив с нею познакомиться, — учтиво сказал Пуаро.
— Боюсь вас огорчить, но ее здесь нет. Она в Лондоне. Она там, знаете ли, работает.
— Современные девушки все теперь работают. Даже совсем молоденькие.
— Работать следует всем, — сказала миссис Рестарик неопределенно. — Даже когда они выходят замуж, их призывают вернуться на производство или в школу — учить детей.
